На острове любви - Шерил Сойер (2007)

— Семья ле Бо де Моргон ведет начало от мелкопоместного дворянства, но мой кузен пренебрегает своей родословной. Он исключил бы и меня из числа наследников, если бы мог. Кузен одержим Мартиникой и близкой родней. Он не считает, что у него есть обязанности по отношению к семье. Недавно я выяснил, что кузен дал своему зятю десять тысяч на покупку рабов для плантации. Чтобы быстро раздобыть такие деньги, он продал часть акций сахарного завода в Нанте. — Жервез де Моргон посмотрел на Айшу, желая узнать, как она восприняла его слова, но та не шевельнулась. Далее Жервез рассказал об имении в Бургундии, носившем название «Моргон». Изучая законы этой провинции, он пришел к выводу, что земля и титул кузена достанутся ему. — Этот человек опьянен богатством и властью, которой пользуется на Мартинике. Думаю, он никогда не образумится, если над ним не нависнет угроза утраты богатства и власти.

Айша украдкой взглянула на Жервеза — он был погружен в себя, но глаза его не отрывались от сцены. Айша насторожилась. Казалось, Жервез говорил не для того, чтобы испытать ее; глубокая неприязнь к хозяину на этот раз возобладала над его сдержанностью. Айша откинулась на спинку кресла, ей хотелось, чтобы Жервез продолжал. Ее завораживала мысль о том, что Жервез ненавидит хозяина по личным причинам. Хозяин лишил собственности и ее, и Жервеза, который потерял титул и богатство предков, а она — право на свободу.

— Подумать только, у меня есть кузен, владеющий фабрикой, — с горечью продолжал Жервез. — Аристократ может заниматься торговлей, но коммерческое производство… — Его передернуло. Тут Жервез поймал взгляд Айши и спросил: — А как отнеслись бы к этому аристократы в Равенне?

— Признаюсь, — ответила Айша, имитируя тягучий голос Софи де Бувье, — что никто из моей семьи не занимается коммерцией.

Его взгляд выразил восхищение.

— Мне не приходило в голову высказывать подобную мысль; напротив, мадемуазель, мое уважение к вам растет с каждым мгновением.

Эти любезности Жервез произнес довольно громко, и их услышали окружающие. После этого разговор переключился на другие темы.

Публика шумела, но Айша сосредоточилась на музыке и вслушивалась в голоса, как ее учил Раньеро де Калцабиджи. Если бы она пошла к Лани, хормейстеру оперы, то, возможно, нашла бы свое место среди молодых женщин, которых видела на сцене. От этой мысли она затрепетала: каждый вечер выходить на сцену под взорами парижской толпы означало бы бросить вызов судьбе. Айша представила, как на нее наводят бинокли, и она, охваченная страхом, думает о том, как бы среди зрителей не оказались мадемуазель Антуанетта, Марго или Люси. Осенью они обычно путешествовали: приезжали в Париж в сентябре и отправлялись на юг, когда жара отступала к Средиземному морю. Однажды они до октября пробыли в Неаполе, наслаждаясь роскошью Старого Света. Да и хозяин мог приехать в Париж: он тоже иногда проводил не одну неделю на континенте. Судя по словам Жервеза, хозяин, как правило, останавливался в Нанте, но Айша допускала, что при определенных обстоятельствах он мог бы появиться в столице, финансовом центре страны.

Айша понимала, что и ей нужно пустить свои деньги в ход. У нее накопилось вполне достаточно денег, чтобы начать борьбу против хозяина, но банк, где они хранились, был не слишком надежен. Айша нуждалась в банкире, который обратил бы ей на пользу необязательность парижских аристократов. Никто не возвращал картежных долгов в тот же день, но кое-кто расплачивался в течение недели. Были и такие, которые и вовсе не собирались платить, а она, женщина, к тому же иностранка, не могла потребовать уплаты долга. Айша решила посоветоваться с тем, кому доверяла больше всего, — с Ги де Ришмоном, когда он в следующий раз приедет в Париж.

Наконец она отвлеклась от планов на будущее и стала наслаждаться музыкой Рамо: ее пленила светлая стройность мелодии. Спектакль закончился, они спустились вниз, но музыка все еще звучала в душе Айши.