Друг моего мужа - Дана Блэк

Во дворе носятся дети, на качелях пристроилась парочка, они целуются, я плебейски сплевываю вниз. Во рту горечь, и это не от дыма, и не от пары стаканов виски, которые я залил в себя пять минут назад.

Стряхиваю пепел и вижу машину.

Синий джип заруливает во двор, паркуется возле клумбы, которую ежедневно поливает бабулька из соседнего дома.

И из машины выходят Летовы.

У него в руках пакет с логотипом супермаркета, у нее цветы. Ей не идет эта фамилия, она должна была взять мою, вспоминаю и усмехаюсь, я ведь всерьез собирался жениться, не слушал никого, ругался с друзьями.

У судьбы странное чувство юмора.

Тушу бычок в пепельнице, вовзращаюсь в комнату, оттуда в коридор. Давлю кнопку на трубке домофона и щелкаю замками.

Стать другом ее мужа, втереться в доверие. Уложить ее в кровать и шантажировать, и смотреть, как она день за днем сгорает, как ее идеальная жизнь разваливается, трещит по швам.

Это не месть, я больше не знаю, что это, с горизонта как-то резко испарились все ориентиры, маяки.

- Вы даже не опоздали, - широко улыбаюсь, когда Никита переступает порог. Жму протянутую руку и ничего не чувствую, ни угрызений совести, ни вины, ни сожаления, вместо сердца льда кусок, камень - такие сравнения книжными казались, пафосными, нелепыми, а теперь все по правде, я мертв давно.

- Хорошая квартира, - говорит Ира, прижимает к себе цветы.

- Могу экскурсию по дому провести, - ловлю ее руку, она вздрагивает, этот разряд передается и мне, я забыл как это, касаться ее, хочу тисками зажать, чтобы на оливковой коже остались следы мои пальцев. Сглатываю и притягиваю ее ближе к себе. - Никита, все на кухне. Там еще девушка пришла. Рита.

- Риту я знаю, Рита-Рита, свет очей моих, - напевает он и шелестит пакетом, скрывается за поворотом.

Он в приподнятом настроении.

- Мы теперь каждые выходные будем дружеские посиделки устраивать, в гости ходить, по ресторанам, - перечисляет Ира и вырывается, в грудь мне впечатывает цветы. - На. Чего ты добиваешься?

- А ты не веришь в нашу с тобой дружбу, совсем? - иду на нее. Она стоит, не оступает, держится, и лишь когда я бутонами шлепаю ее по щеке, пятится в комнату. Хватаю ее за локоть. - Смотри, Ира, - рукой обвожу большое помещение в бело-черных тонах. - Вон там на стене раньше висел твой портрет, поминишь? Сейчас на его месте картина, она посимпатичнее.

- Перестань, - она пытается выдернуть руку, но я сжимаю крепче, смотрю на стену с дурацкой мазней и перестаю видеть, чувствую запах ее духов и помню, он по воздуху, с дыханием в кровь, распространяется, как чертов вирус. - Иди сюда, - за руку тащу ее к двери, выталкиваю на балкон, ладонью упираюсь в поясницу, заставляя выгнуться, прижаться к узкому подоконнику. - Здесь, ночью, когда у нас света не было я тебя трахал, а ты орала на весь двор о своей любви.

Он молчит, не вырывается, смотрит вниз. Пальцы побелели, с такой силой сжимает раму.

Оглядываю ее платье, строгое темно-синее с высоким воротничком, она теперь взрослая замужняя женщина, а не та девчонка в джинсовых сарафанах, до глаз которой мой мир сжался.

Я собирался быть мягче. Чтобы она не бегала от меня, не боялась, я собирался на нервы ей действовать, методично, долго, пока не сведу с ума, но прошел всего день, и спятил я сам.

Тру лицо и встаю рядом, смотрю вниз.

Она не уходит, кусает губы, пальцы не разжимает, словно отпустит опору и вывалится.

- Илья, - она поворачивается. - Несколько месяцев прошло. Мы не станем друзьями, никогда. Но и врагами быть необязательно.

- Ты думаешь?

Смотрим друг другу в глаза, как раньше, черные омуты на поллица, черные ресницы и брови, черные волосы треплет ветер, я был глуп, что позволил втянуть себя в это, оно любовью зовется, или как там, это чувство не светлое, люди врут, я полгода во тьме кромешной.

Цветы пахнут, как она, швыряю букет на пол.