Дикий берег - Робинсон Ким Стэнли (1984)

– Не стоит, – сказал я и остановился пропустить пастухов, которые несли над головами огромный перевернутый стол. Мелисса обхватила меня руками и поцеловала в губы. Мы некоторое время смотрели друг на друга, прежде чем снова тронуться в путь: она раскраснелась, я чувствовал тепло ее тела. Когда мы пошли дальше, Мелисса облизнула губы.

– Ты выпил, Генри?

– Да… старый Барнард дал отхлебнуть.

– Правда? – Она оглянулась через плечо. – Я тоже не прочь пропустить глоток.

В лагере Мелисса пошла разыскивать Кристин, а я помог дораспродать рыбу. Николен раздобыл сигарету, и мы покурили, глядя, как пляшут пылинки в лучах послеполуденного солнца. Потом пендлтонский ковбой подрался с мусорщиком. Их разняли сердитые парни, назначенные следить за порядком. Эти ярмарочные шерифы – ребята серьезные, на затрещины не скупятся, и драчунам приходится туго. Потом я прилег рядом с дрыхнущими псами и часа два покемарил.

Рафаэль принес собакам объедки и разбудил меня. На западе небо еще синело, высоко над головой облака лучились закатными отсветами. Я очухался от сна и пошел к кострам, где народ доедал ужин. Сел рядом с Кэтрин и угостился предложенной похлебкой.

– Где Стив?

– У мусорщиков. Сказал, следующие часа два будет в Мишен-Вьехо.

– Ага, – сказал я, уплетая похлебку. – А ты что не с ним?

– Да понимаешь, Хэнкер… Во-первых, надо было помочь с готовкой. Даже будь я свободна, нельзя же таскаться со Стивом ночь напролет. То есть можно, но какая радость? К тому же, по-моему, ему без меня лучше.

– Зря ты так.

Она пожала плечами:

– Потом пойду поищу.

– Как успехи с семенами?

– Неплохо. Хуже, чем весной, но мешочек ячменя раздобыла. С боем взяла – сейчас все интересуются ячменем, уж больно хорошие в Талеге урожаи. Ничего, выторговала. На следующей неделе засею верхнее поле, посмотрим, как взойдет. Надеюсь, не опоздаем.

– Будет твоим работа.

– Как всегда.

– Верно. – Я прикончил похлебку. – Пойду искать Стива.

– Это несложно. – Она рассмеялась. – Иди на самый громкий крик. До скорого.

В южной части парка, где стояли поселковые, было темно и тихо, только орали трабуканские павлины, недовольные, что их заперли в клетки. Между деревьями плясали костерки, плыли голоса, темные фигуры говоривших заслоняли огонь.

В северной половине парка все было иначе. На трех полянах пылали огромные костры, нагретый воздух колыхал растянутые между деревьями навесы. На ветках качались тусклые белые фонари. Я вышел на аллею. Здоровенная тетка в оранжевом платье налетела на меня сзади. «Извини, парнишка». Я зашагал к лагерю Мишен-Вьехо. Мимо пролетела бутылка, обрызгала меня и ударилась о ствол. Огонь освещал неестественно яркие одеяния. Мусорщики, от мала до велика, нацепили все свои украшения: золотые и серебряные ожерелья, серьги, кольца в нос, на лодыжки, на живот, браслеты с красными, зелеными, голубыми драгоценными камнями. Это было очень красиво.

Столы стояли длинными рядами, на скамьях впритирку сидели люди, пили, говорили, слушали игравший на краю лагеря джаз-банд. Я стоял и смотрел, но никого знакомого не видел. Потом откуда ни возьмись появился Николен, хлопнул меня по руке и сказал с ухмылкой:

– Пошли дразнить Тома, он с Доком и остальным старичьем.

Том расположился в конце стола вместе с немногими оставшимися в живых свидетелями давней поры: Доком Костой, Леонардом Саровицем из Хемета, Джорджем из Кристианитоса. Эта четверка порядком примелькалась на толкучках, к ним частенько присоединялись Чудила Роджер и другие старики, помнившие прежние времена. Том из них самый старый. Он увидел нас и подвинулся, освобождая место. Мы по разу приложились к Леопардовой бутыли; я поперхнулся и пролил половину за пазуху. Стариканы разразились хохотом. У Леонарда был беззубый, как у младенца, рот.

– А Ферги здесь? – спросил Док Коста у Джорджа, возобновляя прерванный разговор.

Джордж мотнул головой: