The Мечты. О любви - Марина Светлая

— В этом году слишком много свадеб на один квадратный метр, — невпопад сказал Богдан, — и фейерверков тоже.

— А тебе не нравятся свадьбы?

Он оторвался от созерцания моря и повернул к Юле голову, глядя на нее снизу вверх.

— В принципе нравятся. Но не чаще одной в год.

Юлька улыбнулась. Чуть не ответила ему полушутя-полувсерьез, что у нее в этом году, всего-то в апреле, тоже была, даже рот почти раскрыла. И вдруг остановила себя на выдохе — почему-то показалось, что это неуместно. Особенно сейчас. И еще едва ли не впервые задумалась — а он-то вообще в курсе, что она замужем? Должен быть, по идее. Если кто-нибудь ему об этом додумался сказать…

С другой стороны, какое ему может быть дело?

Потому только и оставалось, что шагнуть вперед, протянуть бокал с шампанским. Тот, что припасла для него. И важно сообщить:

— Они были бы реже, если бы кое-кто еще семь лет назад поженился, а не ерундой занимался.

— И ты была бы здесь… семь лет назад? — спросил Богдан и взял бокал, коснувшись ее пальцев. Это прикосновение было почти невзначай, но Юльке показалось слишком ощутимым. Она смутилась и отступила куда-то вбок, наткнувшись на соседний шезлонг. На него и опустилась, надеясь, что Моджеевский не заметил.

— Если честно, не знаю… наверное, правильно было бы быть, — пожала она плечами. — А еще думаю, что если они за семь лет не разбежались, то тогда… все так и должно было случиться. Ты же больше не сердишься на Женю?

Богдан не сразу ответил. Он снова, в который уж раз за вечер, внимательно разглядывал ее лицо — то ли запоминал, то ли сравнивал со своими воспоминаниями. Еще зимой сестра разбередила переживания, которые он успешно научился контролировать за долгие годы, и теперь, совсем близко от Юльки, они вырвались на свободу и ворочались внутри, настойчиво подталкивая к объяснению.

— Я сержусь на себя, — проговорил он негромко. — Не потому, что сказал тебе. Тогда я так думал. Но ты так и не узнала, когда я стал думать иначе. И за это я на себя сержусь.

Юлька озадачилась и непонимающе глянула на него. Быстро. И точно так же быстро уткнулась губами в бокал, делая крошечный глоток. Просто чуть смочила кожу шампанским, недостаточно, чтобы пузырьки ударили в нос. И улыбнулась, потому что улыбнуться ему было правильно. Наверное. Ничего же не произошло.

Именно это она и поспешила озвучить. Не обесценить сказанное, а успокоить — себя и его.

— Не надо. Вот это уже точно лишнее. Тем более, столько времени прошло. Я тебя тогда не понимала, а потом поняла. В теории ты был даже прав.

— А я на практике знаю, что во все это вмешалась моя мать, — резко сказал Богдан и посмотрел ей прямо в глаза. — Ведь так?

— С чего ты взял? — пробормотала она от неожиданности.

— Так это правда?

Ну и что ей было отвечать ему? Как вообще отвечать на такие вопросы? Этому Юльку точно ни в университете, ни на каких курсах не учили. Она только знала, что во всем надо быть последовательной, потому ей оставалось лишь подтвердить.

— Правда. Но лишь отчасти, потому что все решения я принимала сама. Понимаешь, она ведь тоже была права во всем. У вас у каждого — были причины, по которым вы… пытались просветлить мои мозги, — усмехнулась Юля. — Ты — про Женю. Твоя мама — про тебя.

— И что это такое было, что оказалось важнее меня… нас!

Довольно долго она молчала. Пыталась переварить неожиданное открытие: Богдану, за каким-то чертом, и сейчас… важно. И это тем более странно, что ей и в голову не приходило, что важность подобных вещей может быть актуальна и через столько лет. Тем более, для него. Это настолько не вязалось с Богданом Моджеевским, которого она помнила, что понадобилась пауза, чтобы осознать.

Впрочем, до конца — все равно не удалось. Слишком сильны были эмоции, звучавшие в его голосе. Слишком не по случаю — напряжено лицо. Странно. Почти шокирующе.