Воровка - Мишель Хауф

Ксавье проснулся в темноте, на самой неудобной кровати, на которой когда-либо спал. Под ним что-то зашуршало. Пластик. Под ним была постелена пластиковая простыня. Он пошевелил рукой, и что-то резко дернуло его в сгибе локтя. Глядя на тускло-серые стены и окружающие его драпировки в золотистую клетку, он понял, что находится в больнице.

Он был слишком измучен, чтобы чувствовать нечто большее, чем легкое раздражение. ПЭП действительно разрешил госпитализировать свой актив? Под каким именем? Или они освободили его, и следующая поездка будет обратно в тюрьму? Наручников на нем не было. Хотя за дверью мог стоять охранник.

Но Ксавье выполнил свою миссию. Помешал созданию биологического оружия, и камень оплаты лежал на дне Сены вместе с взорвавшейся ракетой и останками турка. ПЭП без особого труда убрал бы этот бардак.

И Линкольн Блэквелл должен быть в руках либо парижской полиции, либо Интерпола.

Сев, Ксавье потер лоб. Поношенный синий больничный халат доходил ему до колен. Слева, сложенные на стуле, лежали его брюки, но рубашка исчезла.

Затем он вспомнил, как прыгнул в Сену и, наконец, сумел вынырнуть на поверхность. Взрыв оттолкнул его от Катирчи и, вероятно, разорвал при этом рубашку. Выбравшись на тротуар, он рухнул на него…

Под ее полным слез взглядом. Она ждала его, как ангел, сошедший с небес, чтобы благословить его не совсем мертвую душу. Зеф. Он сказал, что полюбил ее. Но это произошло до того, как она призналась, что стала причиной его ареста.

Она отняла у него цель жизни. Кастрировала Лиса и запихнула в тюремную камеру без окон. Она…

…сказала, что любит его. Он помнил эту часть. Он кашлял и сплевывал мерзкую речную воду, но он помнил эти слова, слетевшие с ее губ.

И ненавидел ее за это. И любил. И… на самом деле, он не знал, что чувствовал. За все годы он так и не влюбился. Ни разу не думал, чтобы сбежать с женщиной, несмотря на риск потерять свободу.

«Я позвонила в полицию и сказала им, что ты планируешь украсть алмаз «Гортензия».

Сука. Он недооценил ее. Снова.

И все же, единственное, чего ему сейчас хотелось, — это увидеть ее. Заглянуть в голубые глаза. Погладить пальцем татуировки на ее запястье. Попробовать вкус ее поцелуя. Посмотреть, сможет ли он простить. Потому что, если бы он мог, то снова держал бы ее в объятиях.

Сошел ли он с ума? Или находился под кайфом от лекарств?

Повернувшись, он изучил этикетку на капельнице, воткнутой в его руку. Всего лишь физраствор. Он оторвал трубку от иглы и с шипением вытащил ее. Свесив ноги с кровати, Ксавье оценил свое состояние. Голова кружилась не так сильно. И единственное, что болело, — это ребра от полученных побоев. Да, и нога. Перелома не было, но, вероятно, сильный ушиб. В целом? Он был готов уйти.

И если бы его отправили обратно в тюрьму или, что еще хуже, в могилу, он хотел украсть как можно больше свободы до того, как это произойдет.

Натянув брюки, он наклонился и прочитал запись в изножье кровати. Взгляд пробежался по дате. Два дня?

Неужели все это время он спал? Безумие. Теперь ему точно нужно сбежать.

Одернув халат, он решил оставить его, пока не выйдет на улицу. Хорошее прикрытие. И он надеялся, что на выходе сможет прихватить рубашку. Обуви он не видел, но ему приходилось работать и в худших условиях.

Вероятно, ему не разрешат уйти просто так, не подписав бумаги или даже не получив разрешения ПЭП. Ксавье высунул голову из дверного проема. Никакой охраны. Пост медсестры виднелся в конце длинного коридора. Там сидела только одна медсестра, отвернувшаяся от него и уставившаяся в экран компьютера.

Лифты располагались справа. Замечательно.

Первый этаж был практически пуст. Должно быть, уже далеко за полночь. Ксавье двинулся вперед. Там был сувенирный магазин, но дверь была заперта на замок. Футболки висели за витриной, но они не стоили усилий, чтобы взламывать замок, когда двери выхода маячили прямо впереди.