Ядовитый цветок - Людмила Бояджиева (1998)

Дастин решил, что по-своему любит эту женщину и пустился в отчаянные приключения. Теперь он мог сказать: «Ах, ну что тебе за дело до этих шлюшек, детка. Они не дают мне прохода, а потом ещё сами распускают слухи, потому что знают, как я люблю тебя». Он не уставал доказывать свою преданность патронессе, с увлечением посвящая её ролям репортажи. Под пером Мориса дарование актрисы заблистало новыми красками, а её личность приобрела ореол экстравагантной пикантности. На богемных вечеринках и солидных банкетах, куда Клер выводила Дастина, он не терял случая обронить невзначай: «Да, я люблю эту необыкновенную женщину».

Их связь продолжалась четвертый год. Огромный срок для голливудских быстротечных романов. Как-то Дастин узнал, что Клер, уехав к мужу в Нью-Йорк, вернулась с «секретарем» — черноглазым спортсменом латинских кровей. «Секретарь», исполняя по совместительству обязанности телохранителя, завладел сердцем и постелью Клер, начавшей устраивать ему актерскую карьеру.

Сделав обиженный вид, Дастин облегченно вздохнул. Он взгрустнул о потерянной любви лишь во время инцидента с судебным процессом. Вмешательство Клер Ривз могло бы помочь ему. Но звезда умчалась в Испанию на съемки нового сериала. Чуть позже Дастину удалось узнать, что Клер была прекрасно осведомлена о его неудаче, но не пошевелила и пальцем, чтобы спасти его. Потом Дастину рассказали, что Клер беззаботно и легко, как всегда, доверила «подружкам» свою «тайну» — юный красавчик Морис оказался импотентом! Растерянный Дастин понял, что далеко не так хитер, как воображал, и что ему отнюдь не удалось приручить «великолепную Клер Ривз».

…В тот неудачный день, когда Дастин, заглянув в пустой холодильник, назвал себя слабаком, на вилле Клер Ривз должна была состояться грандиозная вечеринка по случаю завершения работы в мини-сериале совместного американо-испанского производства под названием «Месть игуаны».

Глядя в ослепительно улыбающееся лицо Клер, сфотографированной под руку со своим мужем и в обрамлении «приближенных особ», сред которых нагло ухмылялся смуглый «секретарь», Дастин почувствовал, что его загнали в угол, вынуждая показать коготки. Он тщательно разорвал фото на мелкие куски и с наслаждением спустил обрывки в унитаз. Затем распахнул свой гардероб и порадовался, что ещё не заложил великолепный смокинг от самого Гарднери, приобретенный в лучшие времена для сопровождения Клер.

Тщательно одевшись, Дастин не без удовольствия изучил свое отражение. Затем грациозно присел на подлокотник кресла и щелкнул золотой зажигалкой с монограммой, выдаваемой за фамильную. Неторопливо закури, Дастин продолжал рассматривать себя в зеркальной дверце старомодного шкафа. «А эта визгливая потаскуха не зря величала меня Нарциссом», — подмигнул он себе, небрежно откидывая назад шелковистую русую прядь.

Общение с собственным отражением всегда поднимало настроение Дастина. В отрочестве ему не требовалось картинок с голыми красотками, чтобы распалить воображение. Дастин возбуждался, разглядывая себя.

Позже, глядя в свои зеленые, чуть вытянутые к вискам широко поставленные глаза, он внушал себе мысли о славе и фантастическим финансовом процветании. Потом это стало своеобразным ритуалом — отваживаясь на решительный ход, Дастин черпал силы в своей неординарной красоте.

Самым завораживающим в его облике было сочетание видимой хрупкости и потаенной силы, наивности и скрытого цинизма. «Кто он — ангел или дьявол» спрашивали себя покоренные им женщины, но так и не могли найти ответа, обожая именно эту головокружительную двойственность, отраженную в самом внешнем облике. У Дастина были прямые шелковистые светлые волосы и смоляные брови в дополнение к черным, густым девичьим ресницам. Его большой рот мог казаться нежным и властным, а изящные, быстрые руки — принадлежать пианисту, фокуснику или изощренному маньяку-убийце.