Полина - Александр Дюма (1994)

Гризье знал всех нас, как кормилица дитя свое; ни один из учеников его не имел ни малейшей царапинки на теле, которой бы он не знал времени и причины. Я уверен, что он написал бы любовную историю, самую занимательную и самую соблазнительную, если бы захотел рассказывать причины дуэлей, о которых он знал предварительно, но это наделало бы много шуму в альковах и повредило бы его заведению. Он напишет о них записки, которые по смерти его будут изданы.

— Эту рану, — сказал Альфред, — получил я на другой день после свидания с вами и в тот самый, в который уехал в Англию.

— Я вам говорил, чтобы вы не дрались на пистолетах. Общее правило — шпага, оружие храброго и благородного; шпаги есть драгоценнейшие реликвии, которые история сохраняет нам от великих людей, прославивших отечество. Говорят: шпага Карломана, шпага Бояра, шпага Наполеона, а слышали ли, чтобы кто-нибудь говорил об их пистолетах? Пистолет — оружие разбойника: с пистолетом к горлу — он заставляет подписывать фальшивые векселя; с пистолетом в руке — он останавливает дилижанс в чаще леса; пистолетом, наконец, обанкротившийся срывает себе череп. Пистолет!.. Фи!.. Шпага — это другое дело! Это товарищ, поверенный, друг человека; она бережет честь его или мстит за нее.

— Но с этим убеждением, — отвечал, улыбаясь, Альфред, — как решились вы стреляться два года тому назад на пистолетах?

— Я — дело другое. Я должен был драться на всем, на чем хотели: я фехтовальный учитель; и притом бывают обстоятельства, когда нельзя отказаться от условий, которые вам предлагают…

— Я и находился в подобных обстоятельствах, мой милый Гризье, — и вы видите, что нехудо кончил свое дело.

— Да! С пулею в плече.

— Все лучше, нежели с пулею в сердце.

— Можно ли узнать причину этой дуэли?

— Извините меня, мой любезный Гризье, вся эта история еще тайна; через некоторое время вы ее узнаете.

— Полина?.. — сказал я ему тихо.

— Да! — отвечал он.

— Точно ли мы ее узнаем? — сказал Гризье.

— Точно! — отвечал Альфред. — И в доказательство я увожу с собою ужинать Александра, которому расскажу ее в нынешний вечер. Когда не будет препятствий к появлению в свете, вы найдете ее в каком-нибудь томе Черных или Голубых повестей. Потерпите до этого времени.

Гризье должен был покориться. Альфред увел меня к себе ужинать, как обещал, и рассказал мне историю Полины.

Теперь единственное препятствие к ее изданию исчезло. Мать Полины умерла, и с нею угасли фамилия и имя этой несчастной женщины, которой приключения, кажется, заимствованы от времени или места, столь чуждых тем, в которых мы живем.

II

— Ты знаешь, — сказал мне Альфред, — что я учился живописи, когда мой добрый дядя умер и оставил мне и сестре моей каждому по тридцать тысяч ливров годового доходу.

Я наклонился в знак утверждения того, что сказал Альфред, и почтения к тени человека, сделавшего такое доброе дело при прощании со здешним светом.

— С тех пор, — продолжал рассказчик, — я предавался живописи только для отдыха. Я решился путешествовать, видеть Шотландию, Альпы, Италию; взял у нотариуса свои деньги и отправился в Гавр, чтобы начать свою поездку с Англии.

В Гавре я узнал, что Дозат и Жаден были на другой стороне Сены, в маленькой деревне, называемой Трувиль. Я не хотел оставить Франции без того, чтобы не пожать руки обоим товарищам своим по живописи; взял пакетбот и через два часа был в Гонфлере, а поутру в Трувиле. К несчастью, они уехали накануне.