Все, что блестит - Линда Ховард

— Да, я знаю. Он гордый человек, и он был зол на самого себя, потому что не смог справиться с неимоверной тягой к тебе. Частично это моя ошибка — неприязнь между вами. Он любит меня, а я была очень расстроена, думая, что мой дорогой друг Роберт женился на авантюристке. Нико хотел защитить меня, но не смог заставить себя оставить тебя в покое. И ты, Джессика, была слишком горда, чтобы рассказать ему правду.

— Я знаю, — тихо ответила Джессика, и слёзы хлынули у неё из глаз. — И я так ужасно обошлась с ним вчера! Я всё разрушила, maman, он никогда больше не простит меня.

Слёзы закапали с ресниц при воспоминании выражения глаз Николаса, когда он покидал её спальню. Ей хотелось умереть. Она чувствовала себя так, как будто своими собственными руками вдребезги разбила рай.

— Не мучай себя. Если ты сможешь простить его гордость, моя дорогая, он простит тебе твою.

Джессика задохнулась от такого выпада, но была вынуждена согласиться в отношении себя с правотой этого утверждения. Она из гордости держала Николаса подальше и теперь платила по счетам.

Мадам Константинос положила ладонь на руку Джессики.

— Нико скоро покинет яхту, — мягко сказала она. — Почему бы тебе не пойти ему навстречу?

— Я… да, — сглотнула Джессика, вскакивая на ноги.

— Будь осторожна, — напутствовала её мадам Константинос. — Помни о моём внуке!

Не спуская глаз с приближающейся гребной шлюпки в узком проломе между скалой и берегом, Джессика начала спускаться вниз по дорожке, ведущей к воде. Она шла с бешено бьющимся сердцем, спрашивая себя, права ли мадам Константинос в том, что Николас действительно любит её. Когда она вспоминала прошлое, то ей казалось, что любит… или любил. Если только она всё не разрушила!

Пока Джессика шла по песчаному берегу к Николасу, он стоял, стараясь удержать от набегающих волн вытащенную на берег шлюпку. Он был одет только в пару обрезанных синих джинсов и, когда двигался, видно было, как плавно перекатываются мускулы у него под кожей. У Джессики от восхищения перехватило дыхание и, не дойдя до него нескольких шагов, она остановилась.

Николас выпрямился и посмотрел на неё. В его тёмных глазах невозможно было ничего прочитать, пока он стоял, глядя на неё, и она судорожно вздохнула. Он не сделает первый шаг, она знала это, первый шаг должна сделать она. Собрав всё своё мужество, Джессика тихо промолвила:

— Николас, я люблю тебя. Ты сможешь когда-нибудь простить меня?

Что-то промелькнуло в глубине его чёрных глаз и тут же исчезло.

— Конечно, — сказал он просто и направился к ней.

Когда он подошёл настолько близко, что она смогла почувствовать запах его вспотевшего тела, он остановился и спросил:

— С чего бы это?

— Твоя мать раскрыла мне глаза, — сказала она, с трудом сглатывая.

Её сердце билось так сильно, что она с трудом могла говорить. Николас не собирался облегчать ей задачу, она ясно это видела.

— Она заставила меня понять, что я позволила своей гордости разрушить мою жизнь. Я… я люблю тебя, и, даже если ты не любишь меня, я хочу провести с тобой остаток своей жизни. Я надеюсь, что ты любишь меня, maman тоже думает, что ты любишь меня, но даже если ты не… не сможешь полюбить меня, это не имеет значения.

Николас резко провел пальцами по чёрным волосам, его лицо внезапно помрачнело и ожесточилось.

— Ты что — слепая? — грубо спросил он. — Вся Европа знает, что, стоило мне бросить на тебя один взгляд, — и я сошёл с ума. Ты думаешь, я такой раб своего вожделения, что преследовал бы тебя с такой настойчивостью, если бы хотел от тебя только секса?

Её сердце пропустило удар, потому что он сказал то же самое, что несколько минут назад говорила ей его мать. Мадам Константинос действительно знала своего сына! И, как она и сказала, Нико очень походил на своего отца. Джессика потянулась к нему дрожащими руками и крепко прижалась ладонями к его тёплой, надёжной груди.