Еще один Валентинов день - Энн Стюарт

С ним невозможно сражаться. «Я точно спятила, раз доверяю этому человеку, этому лжецу, который явился ко мне под надуманным предлогом и чей лучший друг – осужденный преступник». Здравый смысл нисколько не помогал. Хелен мечтала, чтобы Рафферти остался, пусть это и опасно, и глупо с ее стороны.

– Хорошо, – сдалась она, не в силах бороться с собой. – Можете включить видеомагнитофон, если предпочитаете кинофильмы.

– Вам придется меня научить, как им пользоваться. Никогда не имел дело с такой штуковиной.

– Рафферти, во всем Чикаго не найдется человека, который не умеет пользоваться видеомагнитофоном, – заявила она в полной уверенности, что он шутит.

Джеймс не отреагировал на выпад, и Хелен вдруг засомневалась.

– Ладно, ладно, – проворчала она и направилась к аппарату, аккуратно обходя Рафферти, чтобы не дотронуться до него.

Именно потому, что невыносимо хотелось это сделать.

– Что поставить? У меня есть дешевые фарсы, эксцентричные комедии, гангстерские фильмы, много Альфреда Хичкока и мюзиклов, как вы их называете.

– Что угодно, только не гангстерские истории.

– А вот мне почему-то кажется, что это как раз по вашей части, – криво усмехнулась Хелен.

– Я не в том настроении. Поставьте что-нибудь смешное.

– Как насчет братьев Маркс[6]?

– Неужели они все-таки снялись в кино?

– Не смешите, Рафферти, – отмахнулась Хелен, нашла кассету с «Утиным супом»[7] и толкнула ее в видеомагнитофон.

– Не хотите посмотреть вместе со мной? – предложил Джеймс.

Чего она хотела – так это юркнуть в ванную и смыть косметику с лица. Потом запереться в спальне и сосредоточиться на документах, а не на шести футах будоражащей мужской плоти, которая каким-то образом вторглась в ее жизнь.

– Конечно, – согласилась Хелен и расположилась в кресле, стоявшем на достаточном расстоянии от гораздо более удобного дивана.

Рафферти проницательно усмехнулся, вернулся на прежнее место и с удовольствием вытянулся.

– Эй, Хелен, – тихо позвал он, когда на огромном экране замерцала картинка.

– Что? – буркнула она, уткнувшись в фильм, который видела не менее тридцати семи раз.

– Мне нравятся ваши духи.

«Мисс Хелен Эмерсон чертовски податлива», – размышлял Рафферти. Что заставляло чувствовать себя виноватым – вот уж нелепость, учитывая, что ко лжи и хитрости он прибег ради ее же спокойствия, махнув рукой на собственные планы сорокавосьмичасового наслаждения.

Но если она приняла его так легко, так простодушно, так быстро, даже зная, что он солгал ей про Абрамовича и Бог знает про что еще, то как сумеет противостоять настоящему психопатическому манипулятору, вроде Рики Драго?

Рафферти больше не сожалел о принятом решении. Конечно, печально, что не удастся воспользоваться умелым телом какой-нибудь знойной красотки, чтобы слиться с ней в экстазе. И даже пытаясь мысленно представить заманчивую картину, в воображении всплывало бледное лицо Хелен и огромные карие глазищи.

Не то, чтобы он рвался слиться в экстазе с прокуроршей. Или полюбоваться прелестными чертами, раскинувшимися на белой подушке волосами, сверкающими глазами и ртом, но…

Джеймс поерзал на диване. Недотрога смотрела на братьев Маркс, словно они излагали Нагорную проповедь, но не смеялась. Как и он.

Черт, почему бы Хелен Эмерсон не стать немного распущеннее, чуть менее серьезной, чуть более доступной? Почему нельзя просто соблазнить ее и провести остаток своего пребывания на земле в кровати, держа ее в безопасности крепких объятий? Казалось, это самое разумное. С любой другой женщиной он уже наверняка приступил бы к приятной прелюдии, а потом занялся бы сексом.