Ревность - Селия Фремлин (2008)

Глава XVIII

Но Джефри ни за что бы так не поступил! Не успев проникнуться ужасом от сделанного открытия, Розамунда уже выставила против него целую армию, завербованную из свойств характера и привычек мужа. Джефри не скрытный человек, его и сдержанным-то не назовешь. Если бы он наткнулся на сумку в шкафу, он бы тут же дал знать об этом во весь голос: «Что за черт!» И мгновенно посыпались бы вопросы: как она сюда попала, да в курсе ли Розамунда?.. Все его изумление в ту же минуту обрушилось бы на жену. Он бы никогда не унес сумку украдкой, не сказав ни слова, не дав возможности объясниться.

А если он побоялся, что она не сможет ничего объяснить? Как сегодня утром, когда речь зашла о телефонном звонке его матери? В таком состоянии разве не мог он, не задавая лишних вопросов, сам придумать какое-то объяснение — быстро-быстро, прежде чем станет больно, вроде как когда макнешь палец в кипяток? А потом, движимый тем же сильнейшим страусиным инстинктом, что и она, разве не мог он просто взять и избавиться от сумки?..

Нет. Даже опасаясь за нее, Джефри на такое не пойдет… во всяком случае, тот Джефри, которого она знает, Значит, сумку забрал кто-то другой. Кто-то… Кто угодно… И тотчас загадка в целом представилась Розамунде настолько расплывчатой и безбрежной, что не стоило и пытаться ее разгадывать. Ни малейшей надежды отыскать объяснение нет. Сумка исчезла, это главное. Оставалось только надеяться, что она исчезла навсегда. Чтобы и думать о ней забыть. И обо всех остальных уликах тоже…

Живо схватив в охапку пальто и туфли, Розамунда оттащила их в сад и принялась деловито счищать с них грязь. Благо она уже высохла и сама отваливалась кусками. Отвердевшие ошметки с легким стуком сыпались на дорожку. Скоро они исчезнут без следа, навсегда смешавшись с грязью лондонского сада. Еще один дождь или просто сырая зимняя ночь — и можно считать, ничего и не было. Розамунда убрала хорошенько начищенные туфли, повесила на свое место чистое сухое пальто и — смешно сказать — почувствовала глубокое удовлетворение, словно этими простыми действиями ей удалось повернуть время вспять и воротиться в тот день, когда ничего еще не произошло; при условии, конечно, что Линди на самом деле никуда не пропадала.

Она так живо себе это представила, что, когда раздался телефонный звонок, сняла трубку в полной уверенности, что услышит голос Линди. Когда же не услышала, ей потребовалось некоторое время, чтобы сначала узнать, чей же это голос, а потом — чтобы понять, что голос толкует вовсе не о том, чем в данную минуту забита голова Розамунды, а — как это обычно бывает с голосами — исключительно о своих собственных делах.

— Значит, я могу забежать около пяти? — пищал далеко в трубке детский голосок Норы. Розамунда старалась и все никак не могла переключиться со своих мыслей и проблем на проблемы Норы. — Меня все это страшно беспокоит, — продолжал голос. — Я непременно должна с тобой поговорить до того, как вернется Вильям.

— Ну конечно. Да. Да, я с удовольствием с тобой поболтаю… да, приходи, когда сможешь… нет, конечно, я не занята.

Успокаивая Нору, Розамунда одновременно пыталась сообразить — что бы такое могло означать «все это»? Уж точно не пропажа Линди. Для Норы «все это», скорее всего, имеет отношение к Неду, но что именно на сей раз натворил парень? И должна ли была знать об этом она?

Очевидно, должна. Нора, появившись у нее днем, была явно огорчена — даже немного обижена — тем, что Розамунда еще не ознакомилась с последним выпуском «саги о Неде». Однако обида была мгновенно забыта, как только Нора с явным удовольствием и облегчением пустилась рассказывать историю с самого начала. Наклонившись вперед в кресле, она нервно сжимала в руках чашку с чаем.

Нед ушел из дома — в шестой раз, насколько помнит Розамунда, — с родителями не посоветовался, и с тех пор от него никаких известий.