Дикие сердцем - Виктория Клейтон (2008)

— Нет, как раз сейчас он с кем-то разговаривает. Думаю, что тебе стоит больше волноваться. Тебя скорее могут украсть, Виола. — Джайлс посмотрел на Виолу и улыбнулся. Выражение его лица показывало, насколько сильно он влюблен.

Я продолжала думать о Виоле и Джайлсе, когда свет в зале погас и начался второй акт. Джентльмен, который пялился на меня в антракте, вертелся в кресле, пока не нашел меня в зале. После этого он отвернулся от сцены и уже не сводил глаз с нашей ложи. Я не могла не обратить на него внимания, поскольку все зрители в зале увлеченно смотрели на сцену, где разворачивалось красочное действо. Хотя в темноте контуры его лица расплывались, было заметно, что оно не выражает мягкость. Увлеченная прекрасной музыкой в финальной сцене, когда Дон Джованни попадает в ад, я позабыла о незнакомце. Я не увидела его и по окончании спектакля.

На следующий день в студии я продолжила работу над портретом девушки. Мне никак не удавалось изобразить ее руки. Руки были слишком гладкие, бледно-розовые, без единой веснушки. Мне было скучно. Я была недовольна своей работой. Я ужасно устала, пытаясь написать холеные руки. Мне приходилось делать это так часто, что поневоле получалось, как по клише. Только мысль о неоплаченных счетах за электричество и воду заставляли меня наносить аккуратные мазки на холст. Неожиданно зазвонил телефон.

— Алло!

— Говорит Алекс Монкриф. Не хотели бы вы поужинать со мной сегодня вечером?

Несмотря на то что я видела его лицо не больше трех секунд, оно запечатлелось в моем воображении, словно было выгравировано на внутренней стороне век. Бледная кожа контрастировала с темными глазами и темными волосами, словно это была статуэтка из благородного дерева.

— Вы ошиблись номером. Я не знакома с Алексом Монкрифом.

— Не говорите глупости, Эльфрида. Вы прекрасно знаете, кто я. Вчера вы говорили обо мне с Виолой Отуэй. Фордайс сказал вам, кто я.

— О! — Я была несколько ошарашена таким напором и не могла сразу собраться с мыслями.

— Так что вы скажете по поводу ужина?

— Спасибо — нет. Я не ужинаю с незнакомцами.

— Сделайте для меня исключение.

— Нет. На самом деле, я не хочу. До свидания.

Я повесила трубку и вернулась к глупым розовым рукам на холсте. Руки по цвету были похожи на свежую куриную грудку. Я безуспешно пыталась изобразить подобие мускулатуры. Мне никак не удавалось сосредоточиться, мысли то и дело возвращались к странному телефонному звонку. Как он узнал, кто я? Я была уверена, что Джайлс никогда не стал бы давать номер моего телефона незнакомцу, не спросив предварительно моего согласия. Тогда каким образом он узнал мой номер? И что, черт побери, ему надо?

Час спустя позвонили в дверь. Курьер вручил мне большой бумажный конверт. Я ожидала получить фотографии своей натурщицы. Раскрыв конверт, я обнаружила карандашный рисунок. На листе бумаги была изображена церковь и два человека на огороженном церковном дворе. Вне всякого сомнения, рисунок вышел из-под руки настоящего мастера. В правом нижнем углу виднелась подпись: Гейнсборо[18]. Лист белой бумаги упал на пол. Я наклонилась подобрать его. На листе было написано: «Эльфриде. Алекс Монкриф».

Несколькими минутами позже телефон зазвонил вновь. Еще не подняв трубку, я знала, что звонит Алекс.

— Алло!

— Вам понравился рисунок?

— Рисунок прекрасен, но… я не могу принять его.

— Не огорчайте меня. Вы не кажетесь глупой.

— Спасибо, но разве не глупо принимать бесценный рисунок от мужчины, с которым абсолютно не знакома? Боюсь, что внешность обманчива. Пожалуйста, пришлите курьера, пусть заберет рисунок.

— Вам понравился рисунок?

— Конечно, но это ничего не значит.

— Это значит очень много. Я послал рисунок с единственной целью — доставить вам удовольствие. Вижу, что добился цели. Надеюсь, что смогу доставлять вам удовольствие еще очень долго…

— Я уже сказала, что не могу принять его.