Облик - София Беннет

Я слегка в восторге, и это правда, от Рудольфа Рейссена. Он встретил меня в дверях студии

и оказался великолепным образцом мужской красоты Тома Форда в сочетании с неиссякаемой

энергией Тома Круза. В самом деле, он сам должен блистать в журнале или на киноэкране. В

реальной жизни он просто слишком... велик... в каком-то смысле. Рудольф заглянул мне глубоко в

глаза, медленно поцеловал руку и прошептал:

– О, да. Жду с нетерпением, когда мы начнѐм с тобой работать, Девочка-Гадюка.

Мне пришлось сопротивляться желанию захихикать. Но это желание вскоре само пропало,

когда я увидела размер студии Рудольфа – больше, чем вся наша квартира – количество

мечущихся людей, кучу дорогостоящего оборудования и кабелей повсюду, и массивную овальную

ванну в другом конце помещения. Она установлена на сцене с лестницами со всех сторон, так что

Рудольф может охватить еѐ с любого ракурса. Превосходно для Рудольфа, но немного пугающе

для школьницы из южного Лондона, которая бы предпочла, чтобы сейчас мама держала еѐ за руку

и сказала, что всѐ будет хорошо.

К счастью, ко мне подошел Эрик Блох, пробравшись через все эти сплетения кабелей на

полу, в привычной мятой рубашке и босиком, и поприветствовал меня, как старого друга. Так

здорово видеть его здесь. Он представил меня Миранде, и она увела меня в гардеробную зону

позади, где казалось намного тише и не так БЕЗУМНО, как выразилась бы Тина.

У Миранды есть характерная доска, которую она сделала для Рудольфа, чтобы

продемонстрировать, как будет выглядеть мой макияж в стиле гадюки. Он включает в себя много

мерцающей помады, зеленые и золотые тени для век и накладные ресницы. Я смотрю в зеркало,

пока моѐ лицо постепенно превращается во что-то сияющее и привлекательное. Приходит

девушка по имени Кэнди, чтобы сделать мне соответствующий маникюр. Пока они работают, мы

болтаем.

– Итак, с кем ещѐ ты работала? – спрашивает Миранда.

– Практически ни с кем, – признаюсь я. – Моя первая настоящая съѐмка была для Эрика,

и это произошло всего несколько недель назад.

– Серьѐзно? – задумчиво переспрашивает Миранда. – Боже, что произошло? Кто тебя... в

смысле, ты должна знать довольно влиятельных людей, чтобы заполучить эту работу.

– Ага. Тина ди Гаджиа.

Она кивает.

– Ясненько. Это реально бешеная леди.

– Ты в курсе, что она когда-то была всего лишь нелепым ребѐнком из Бруклина? –

встревает Кэнди.

– Ага, она говорила, – отвечаю я, с улыбкой вспоминая беседу с яхты.

– Она ходила в старшую школу с моим кузеном, – продолжает Кэнди. – Один день:

придурковатая девица в очках; следующий день: привет, Vogue. Это было как с Дурнушкой

Бетти, только не за четыре сезона, а всего за один.

– Она сказала, что еѐ брат был в восторге от еѐ превращения, – добавляю я.

Кэнди замолкает и косится на мой свеженарисованный зелѐный маникюр.

– Брат? Какой ещѐ брат?

– Тот, который умер.

Она поджимает губы.

– Неа. Не было никакого брата.

– Да нет же, был у неѐ брат, – уверяю я Кэнди, удивляясь, что ей неизвестна эта часть

истории. – У него была опухоль мозга. Это было ужасно.

– Не знаю, от кого ты это услышала, милая, – Кэнди хмурится, переходя к следующему

ногтю. – Мой кузен знаком с ней много лет. Совершенно точно, она единственный ребенок в

семье. Расскажешь?

– Закрой-ка глаза, – перебивает Миранда. – Потому что я собираюсь кое-что распылить

на тебя.

Я сижу с закрытыми глазами и чувствую себя сбитой с толку. Как я вообще могла

перепутать что-то такое важное, как был ли брат у Тины или нет? Кажется, она сказала это

совершенно чѐтко. Я думала, что эта беседа была очень важной. Она была обо мне, вылезающей