Замуж за принца - Элизабет Блэквелл

— Ты должна отдохнуть. — С этими словами она подтолкнула меня к кровати. — Я слышала, что, если быть осторожным, чума проходит, не причиняя особого вреда.

Я предпочла ей поверить. Какая девочка в четырнадцать лет допускает мысль о том, что она смертна?

Потянулись дни бесконечных туманных сумерек, потому что эта болезнь терзает свои жертвы бодрствованием, не позволяющим ни на минуту забыть о ее ужасах. Мое тело пылало болью, чума изрывала кожу язвами, но уйти в спасительное забытье сна мне не удавалось. В своих бредовых видениях я видела замок и гуляла по его широким коридорам. Там было тепло, всегда тепло, потому что я постоянно переходила от одного камина к другому. Я не верила своим глазам, глядя на огромные языки пламени и изумляясь расточительности, позволявшей каминам гореть день и ночь. Я смутно помню, как мама сидела на краю кровати и наклонялась ко мне, чтобы смочить мой лоб влажной тканью. Затем она делала то же самое для лежавших рядом со мной Нэрна и еще одного брата. Мамино лицо было лишено выражения, и она смотрела на нас широко открытыми глазами, как будто жар наших тел выжег ее глаза до слепоты. На коленях она держала пугающе неподвижное тельце малыша. Я закрыла глаза, приготовившись к смерти.

Но моя судьба оказалась иной. Я не знаю, сколько прошло времени, часы или годы, но вдруг я ощутила влажную от пота подушку мод щекой и тяжесть одеяла у себя на груди. Мои глаза горели от недосыпания, но терзавшая меня лихорадка отступила. Я увидела рядом с собой Нэрна. Черты его раскрасневшегося лица были искажены язвами и отеками. Я слышала его затрудненное дыхание — медленные и мучительно-сиплые вдохи и выдохи. Больше на кровати никого не было. В дальнем конце комнаты в очаге едва тлели угли. Наш дом, в котором всегда бурлила кипучая деятельность, онемел.

Видимо, я села слишком быстро, потому что у меня тут же закружилась голова, и мне пришлось закрыть глаза, чтобы остановить вращающуюся комнату. Когда движение в голове остановилось, я снова огляделась. В тусклом свете затухающего очага я увидела гору брошенной на пол одежды. Нэрн сделал очередной судорожный вздох, и мне показалось, что это усилие может стать последним. Посмотрев на груду одежды, я заметила движение.

Крыса, подумала я. Время от времени они пробирались в хижину, но редко в ней задерживались, поскольку мы всегда съедали все до последней крошки. Я приподнялась на кровати, заставляя себя встать и прогнать непрошеного гостя. Но только пройдя по комнате на подгибающихся ногах, я поняла, что груда одежды — это моя мать.

Я упала рядом с ней. Она была укутана в плащ с наброшенным на голову капюшоном. Ее колени были прижаты к груди, а руки прятались в складках юбки. Я сняла капюшон, и моим глазам предстало жуткое зрелище. Сколько я себя помнила, лицо моей матери всегда было осунувшимся и измученным, но несмотря на это прелестным. Теперь же оно напоминало лицо чудовища. Из красных язв по щекам струились гной и кровь, шея безобразно распухла, а окровавленные губы застыли в гримасе боли. Ее глаза медленно открылись. Когда-то они были синими и добрыми, но сейчас стали розовыми и лишились каких-либо чувств.

— Мама.

Я не знала, что еще мне сказать. Я не была уверена, что она меня узнала.

Ее тело не шелохнулось, но одна рука выскользнула из складок ткани и потянулась ко мне. Губы приоткрылись, издав какой-то звук. Это могло быть мое имя. Это мог быть стон страдания. Сказать наверняка было невозможно.

— Пожалуйста, пойдем в постель, — позвала я.

Я понятия не имела, как за ней ухаживать, но смотреть на то, как она подобно животному лежит на полу, было невыносимо. Она не заслуживала такой участи.

— Элиза.

На этот раз я узнала свое имя и улыбнулась. Если она до сих пор меня узнаёт, значит, еще не все потеряно.

— Пойдем.