Обман зрения - Югетт Бушардо (2007)

Мы вели странную игру. Казалось, что мы искали метки, которые приведут нас к счастью, при этом не желая платить за него излишней близостью. Как-то я услышала выражение «позиционная война», когда военные действия ведутся лишь на изнурение противника; мне кажется, это определение подходило и к нам. И если я не хочу остаться в проигрыше, я должна опираться лишь на ясность сознания, на умение трезво мыслить. Я уродлива, но я знаю это. Я люблю Рафаэля и завишу от него, но я знаю это. Наши отношения замешаны на лжи, ведь я не рассказала ему о моем уродстве, но знаю это. После сцены ревности, я поняла, насколько он нуждается во мне; после совместного путешествия в Ним, я более чем всегда стремилась окружить его лаской, столь необходимой ему; но его вспышки раздражения, направленные на меня, его нежелание принять те изменения, что я являла собой: я знала, что должна быть крайне осторожной, что должна приучить Рафаэля к моему чуткому присутствию, так чтобы оно стало для него необходимостью. Мне следует приспособиться ко всем его качествам, как хорошим, так и не очень; я не могу запретить себе приспосабливаться, понимать, анализировать. Я расчетлива, но знаю это.

В том ноябре я повторяла себе это каждый день, повторяла, пока ехала в метро или когда возвращалась на короткое время в свой дом на улицу Ферранди. Я специально создавала некую дистанцию между собой и Рафаэлем, чтобы затем воссоединиться с особой радостью, я старательно избегала длинных совместных будней, когда я всегда находилась у него под рукой, когда звуки моей почти любой деятельности ранили его музыку. Я не понимала, что, добровольно отдаляясь, абстрагируясь от перепадов его настроения, скрыто одерживала победу, преподнося мое спокойствие, как молчаливый укор. Чем безмятежнее я становилась, тем больше он ощущал себя калекой: так реагируют на больного, оставляя без внимания его приступы то хорошего, то плохого настроения.

Возможно, следовало просто обсудить проблемы нашего совместного существования, поговорить о том равновесии, которого я так добивалась, о нашем единстве, ведь он тоже к нему стремился. Но вместо этого мы продолжали улаживать бытовые детали: будет проще, если я периодически стану ночевать у себя в квартире; если буду ходить за покупками, пока он музицирует; отсутствовать, когда он будет принимать своих друзей. Я предпочитала игру в «молчанку», та действительность, та правда, которая меня волновала, была глубоко погребена во мне самой, и я не стремилась к тому, чтобы она покинула это убежище. Я лжива, но я знаю это.

* * *

Утро 8 ноября… Понедельник, я только что пришла на работу… Красавчик Арно, как бы случайно, задерживается у дверей моего кабинета. С безразличным видом он вопрошает:

— Сара, в пятницу между 11 ноября[8] и выходными, на тебя можно рассчитывать, ты подежуришь?

Я превращаюсь в скалу, сильно озадачивая этим коллегу: я уже отдежурила на два года вперед, пускай теперь остальные выкручиваются как хотят. Он пробует спорить, я остаюсь неприступной, уверенная в своей правоте. Я не успеваю закончить чтение утренней корреспонденции, как раздается звонок по внутренней связи, меня приглашают в кабинет директора: «Вопрос, связанный с рабочим расписанием». Я выжидаю несколько минут, я уже не та добрая курица, что раньше позволяла готовить себя под любым соусом. Проходя мимо кабинета Арно, я замечаю, как он поспешно склоняет голову к бумагам.

«Патрон» использует всю палитру цветистых фраз и оборотов, имеющихся у него в запасе, он готов на все лишь бы сохранить порядок во вверенном ему учреждении. Серьезный и занятый администратор:

— Я думаю, все просто: перед Днем Всех Святых вы воспользовались своим правом не выходить в пятницу. Вы вообще за последнее время часто отпрашивались с работы. Да, я, помню, что в счет отпуска.