Святотатство - Джон Робертс (2012)

— Для логического ума, способного сопоставлять обстоятельства и факты, сделать подобный вывод не составляло особого труда, — заявил я.

Эта исполненная скромного достоинства фраза произвела должный эффект.

— Ты и в самом деле незаурядный человек, Деций Цецилий, — заявил Цезарь. — Именно поэтому я так не хочу, чтобы ты пал жертвой собственного безрассудства. Не скрою, я рассчитываю, что в будущем мы с тобой будем действовать заодно.

— Что? — переспросил я, не веря своим ушам. — О каком будущем может идти речь после того, что произойдет нынешним вечером?

— Посмотри! — воскликнул он, не слушая меня. — Слонов уже ведут! Ну и громадины!

Все взоры устремились на процессию. Мимо нас шествовали экзотические животные, проезжали повозки, на которых сверкали горы сокровищ, проходили пленники, закованные в цепи. И разумеется, мы вдоволь нагляделись на самого Помпея. Нарумяненный, облаченный в пурпурную тогу триумфатора, он походил на памятник самому себе. Впрочем, для того чтобы производить по-настоящему величественное впечатление, он был слишком коренаст и мал ростом.

— Тебе к лицу пурпурное платье! — выкрикнул я, когда он проезжал мимо.

Щеки Помпея покрывал толстый слой румян, так что невозможно было определить, покраснел ли он. Впрочем, вряд ли он расслышал мои слова сквозь стоявший вокруг шум.

Когда толпа пришла в движение, я увидел, что Цезарь исчез, и с ужасом понял, что остался безо всякой защиты. Все остальные сенаторы направились на Капитолий, где их ожидало пиршество в честь триумфатора. Я направился вслед за ними. Настало время открыто выступить против трех потенциальных тиранов, обличить их перед сенатом и свести на нет их планы. Кроме того, я сильно проголодался.

В эту пору темнота сгущалась быстро. Преодолев подъем примерно наполовину, я увидел первого этруска. Он притаился в проходе между двумя домами, и последние лучи заходящего солнца играли на его бронзовом молотке и стальном острие кинжала. Решив, что с одним врагом справлюсь без труда, я огляделся по сторонам. Но на другой стороне улицы меня поджидали еще двое. Присмотревшись, я убедился, что в тени за их спинами маячит несколько человек. То были римляне, скорее всего, приспешники Клодия, урвавшие немного времени от увеселений, чтобы разделаться с врагом. Расстояние, отделявшее меня от храма, внезапно показалось огромным. Решив, что терять мне нечего, ибо неприятности с римским судом я уже нажил, а боги, судя по всему, лишили меня своей благосклонности, я вытащил меч и рявкнул:

— Мне нужны еще двое! Я должен прикончить двух остробородых этрусских ублюдков, дабы сполна заплатить за кровь двух убитых римлян! Прошлой ночью я уже убил одного, но этого недостаточно.

Моя просьба была исполнена немедленно. Этруски, утробно завывая, устремились в атаку. Несмотря на охватившее меня возбуждение, я заметил, что люди Клодия вступили в бой вовсе не столь рьяно. Сначала я с гордостью подумал, что моя доблесть нагнала на них страху, но потом понял — сомнительную честь убить сенатора они предоставляют презренным чужестранцам.

Один из них приблизился ко мне, размахивая в воздухе молотком. Я уклонился от удара, насквозь проколол его мечом и налетел на второго этруска, прежде чем он успел осознать, что из жертвы я превратился в нападающего. С чувством глубокого удовлетворения я пронзил ему горло острием гладия, в точности так, как много лет назад учил меня опытный наставник в школе гладиаторов Статилия. Оставалось лишь пожалеть, что у меня нет молотка и я не могу нанести ему удар промеж глаз.