От ненависти до любви - Валентина Мельникова (2010)

– Еще он просил кладовую запись отдать. Но бесполезно, бабка твоя сознание потеряла. Знаю, дед ее искал, не нашел. Я тоже твою хибару обшарил, когда ты из села уезжала. Деликатно, чтобы не заметила. Бесполезно! Потом мужики все обшмонали. Они, если помнишь, не церемонились. Но запись тоже не нашли. А ты взяла и сама ее поднесла. Царский подарок прямо!

– Ты намеренно застрял в луже?

– Так получилось! Грех было не воспользоваться. Я парням позвонил, когда на ручей за водой ходил. Дал наводочку на твой дом.

– Откуда они взялись?

– Что? Допрашивать меня вздумала!

Сева замахнулся. Я отпрянула в сторону. Он пакостно захихикал:

– Не попадут мои слова в твой протокол. У этого туннеля один выход. И у тебя – один…

– И все же, где ты их откопал? – перебила я его довольно грубо.

– Кореша они, по техникуму. Нашли друг друга в Интернете, списались, встретились по зиме… Один из них, Виталька Волвенкин, давно этот клад искал….

– Как ты сказал? Волвенкин?

– Ну да, Волвенкин! Только был он да вышел, корешок мой, – Сева глумливо усмехнулся, подкинул на ладони перстень грубой ручной работы и натянул его на палец. – Вот, перстенек на память остался!

– Постой! Его отец был археологом? И погиб в автокатастрофе? – спросила я, не сводя взгляда с перстня, а сама лихорадочно припоминала, что же такое Петр Аркадьевич рассказывал о нем.

– Ну да, – Сева уставился на меня. – А ты откуда знаешь?

– Оттуда. – Я решила не распространяться об источниках своей осведомленности. – Волвенкин узнал о кладе от отца?

– От отца, – эхом отозвался Сева. – У того тоже была кладовая запись, только пропала куда-то. Виталик ведь совсем еще пацаненком был, когда батя разбился. А несколько лет назад баню на даче разбирал, а там, в срубе, тайник. И в нем этот перстень и дневник отца, где он рассказал о кладе воеводы. Вот и решил Виталик его найти. А третий наш кореш охранником в музее работал…

– И спер кладовую запись?

– Ну и спер! Великое дело! Только ту запись хрен прочтешь! – Сева навел луч фонаря на часы. – Ого, почти три часа копаемся!

– Толку-то, – я подошла к стене и попросила: – Посвети!

Он навел луч фонаря на скалу, а я тщательно, сантиметр за сантиметром, обследовала ее. Ни трещинки, ни выбоины, ни выступа. Над этой плитой хорошо потрудились камнетесы, но для чего рядом с ней выбит крест? Может, здесь кроется разгадка?

– Осмотр места происшествия? – скривился Сева. – Что-нибудь видно?

– Нет, ничего, – ответила я, пытаясь живее шевелить мозгами. Правда, неудачно. Вероятно, Севино присутствие тлетворно на меня действовало.

Я перевела взгляд на потолок. Там сохранилось нечто, похожее на деревянную перемычку. Но луч света был слишком слабым, и я не смогла разглядеть, так ли это на самом деле.

– Посвети на пол! – снова попросила я Севу и присела, чтобы осмотреть основание плиты. И увидела! Из-под нее торчали какие-то лохмотья. Я потянула за них. Бесполезно!

– Свети! – крикнула я и, присев на четвереньки, попыталась рассмотреть, что же находится под плитой.

Мой радостный вопль «Есть!» всполошил летучих мышей. Они пронеслись над нашими головами, создав слабое подобие ветра.

– Смотри! – я ткнула пальцем в основание плиты. – Это ловушка! Плита сдвинулась с места и отрезала моим родителям пути спасения.

– При чем тут твои родители? – опешил Сева.

– При том! – отрезала я. – Они с Волвенкиным работали в одной экспедиции.

– Твои родители погибли. Я слышал, как бабка просила Шихана похоронить их по-человечески.

– Они погибли где-то здесь! Я на сто процентов уверена, за этой плитой. Видишь, из-под нее торчат лохмотья. Это измочаленное дерево. Видно, падая, плита смяла деревянные стойки.

– И как ее поднять?