Хочу, чтобы мы были вместе - Тара Сивек (2021)

Когда говоришь человеку, что он болен, а у тебя нет ресурсов, чтобы ему помочь?

Когда видишь, как бесчисленное количество людей заражаются самыми разными инфекциями из-за грязной воды и ужасных условий жизни, а единственное, что ты можешь сделать – это дать им таблетки и ждать, когда они вновь заболеют?

Когда ты переезжаешь из одной страны третьего мира в другую, изо всех сил гоня от себя мысли о возвращении домой, и вдруг узнаешь, что твой лучший друг умер от неизлечимой формы рака? А поскольку ты даже не подозревал о его болезни, то не был рядом, чтобы помочь, чтобы извиниться за то, что был таким дерьмовым другом, и попрощаться.

Когда всего этого становится слишком много?

Сделав еще один глоток водки, я откидываю голову назад, упираясь ею в стену, и прикидываю, сколько еще могу принять?

Я пытался заглушить боль алкоголем, с тех пор как вернулся в Штаты, и это ненадолго срабатывало. Когда очередной глоток водки всасывался в кровь, алкогольный туман заставлял забыть обо всем, хотя бы на несколько минут даря покой.

Несколько минут не слышать плач младенцев и крики матерей, умоляющих спасти их детей.

Всего несколько минут не видеть перед глазами ухмыляющееся лицо Эйдена, называющего меня мудаком.

Несколько минут без мыслей о ней.

Сто восемьдесят секунд, когда я могу ничего не чувствовать.

Сидя на полу с вытянутыми перед собой ногами, я закрываю глаза и позволяю забвению принять меня в свои объятия, но, к сожалению, это длится недолго. Его всегда было недостаточно, а особенно теперь, когда Эйден написал письмо.

«Это долбаное письмо!»

Я открываю глаза и покрываюсь холодным потом, когда вижу, как оно валяется на полу в нескольких футах от меня. Смятое и отброшенное. Я перечитывал его раз за разом последние три месяца с того дня, как оно появилось в моем почтовом ящике в Камбодже. Спустя ровно две недели после смерти Эйдена.

Не отводя глаз от скомканного бумажного шара, на изломах которого тут и там показывается неровный почерк Эйдена, я подношу к губам бутылку и делаю глоток, стараясь смыть боль и страдание, которые циркулируют внутри меня. Я едва чувствую ожог от спиртного и почти могу одурачить самого себя, что пластиковая бутылка, куда я перелил водку, и правда содержит только воду. Сам не знаю, зачем продолжаю пытаться скрывать это, словно мой младший брат Джейсон не видел все те пустые бутылки, что я прятал у себя под кроватью или за полками и коробками в гараже. Вчера в багажнике моей машины он обнаружил целый ящик литровых бутылок, от которых я хотел избавиться, отвезя на свалку, но так этого и не сделал. Наверное, потому что был слишком пьян, чтобы туда ехать.

Я смеюсь, вспоминая разнос, который Джейсон устроил мне тем утром, после того как полез в багажник моей машины за домкратом и увидел тот чертов ящик. Он заставил меня пообещать перестать пить и обратиться за помощью, и я, конечно, пообещал. Джейсон мой младший брат, и я живу с ним в старом доме наших бабушки и дедушки, пока снова не обоснуюсь на прежнем месте. В доме, который бабушка после своей смерти завещала мне, и в котором Джейсон был вынужден остаться, чтобы приглядывать за ним, пока я находился вдали. Теперь я вернулся, но он по-прежнему здесь; заботится о доме и о своем старшем брате, вместо того, чтобы устраивать собственную жизнь. Он день за днем терпит мою жалкую задницу, хотя заслуживает гораздо большего, чем забулдыга-брат, который никак не может взять себя в руки.