Страна призраков - Гибсон Уильям (2008)

Холлис села, шелковистая ткань соскользнула на колени. Снаружи ветер отыскал новый угол атаки на окна. Рамы и стекла жутко задребезжали. Любая местная погода с четко выраженным характером не сулила ничего доброго. Завтрашние газеты непременно напишут о ней в том же тоне, в каком сообщают о небольшом землетрясении. Пятнадцатиминутный ливень, и центр Беверли превращается в грязевое озеро; валуны размером с дом величаво сползают по склонам на оживленные перекрестки. Однажды Холлис уже довелось это застать.

Она встала с кровати и пошла к окну. Главное – не наступить на робота. Отыскала шнур, раздвигавший тяжелые белые шторы. Шестью этажами ниже рвались и метались пальмы, словно мимы в танце, изображающем мучительную смерть от фантастического морового поветрия. Десять минут четвертого, утро среды еще не настало, а из-за урагана на Сансет-Стрип – ни души.

Не думай, сказала она себе. Не проверяй электронную почту. Иди прямиком в ванную.

Пятнадцать минут спустя, приведя себя в относительный порядок и, как всегда, оставшись недовольна результатом, Холлис спустилась в вестибюль на лифте Филиппа Старка[1]. В какой-то статье о Старке она читала, что у дизайнера есть устричная ферма, где в специально изготовленных стальных рамках выращивают идеально квадратных устриц.

Двери плавно разъехались. На открывшихся просторах царило бледное дерево. На пол откуда-то сверху проецировалась платоновская идея маленького восточного ковра – стилизованные закорючки света напоминали чуть менее стилизованные загогулины крашеной шерсти. Холлис когда-то слышала, что изначальный смысл такого орнамента – не оскорблять Аллаха изображением живых существ. Она быстро прошла по световому ковру к выходу.

Из стеклянных дверей дохнуло жаром подвижного воздуха. Гостиничный охранник – блютусовская гарнитура в ухе под выбритым виском – глянул на Холлис и что-то спросил, но все утонуло в шуме ветра.

– Нет, – ответила она, предполагая, что он спросил, подогнать ли ее автомобиль или вызвать такси.

Одна желтая машина уже стояла у входа. Водитель, кажется, уснул и, наверное, видел во сне родной Азербайджан. Холлис прошла мимо. Странное возбуждение взметалось в ней от порывов ветра, который мчал со стороны магазина «Тауэр рекордс», словно реактивные струи от чего-то большого, готового взмыть в воздух.

Охранник что-то крикнул вдогонку, но адидасовские кроссовки Холлис уже нашли тротуар, пуантилистскую абстракцию затоптанной жевательной резинки, и чудовище по имени «Мондриан», раззявившее парадные двери, осталось позади. Холлис застегнула молнию на толстовке и зашагала не столько в направлении «Стандарта», сколько прочь отсюда.

В воздухе тучами жалящих насекомых носились сухие пальмовые волокна.

Ты спятила, повторяла она на ходу. Хотя сейчас все выглядело вполне мирно, умом Холлис понимала, что выбрала не самое спокойное место для прогулки. Одинокой женщине, да и вообще одинокому пешеходу, лучше бы не ходить здесь ночью. Впрочем, сама погода, устроившая очередное безумие в Лос-Анджелесе, притупляла чувство опасности. Улица была совершенно пуста, как в кино: еще секунда – и топнет Годзилла. Трещали пальмы, воздух бился в судорогах, а Холлис под черным капюшоном решительно шла вперед. То и дело о щиколотки хлестали листы газет и рекламные листовки клубов.

Мимо промчалась полицейская машина – в сторону «Тауэр рекордс». Водитель, крепко вцепившись в руль, даже не взглянул на Холлис. «Служить и защищать», – усмехнулась она. Ветер головокружительно переменил направление, сорвал капюшон и мгновенно растрепал прическу. Которая, впрочем, и так нуждалась в обновлении.

Одиль Ришар ждала под белым навесом «Стандарта» и логотипом гостиницы, перевернутым – одним дизайнерам ведомо для чего – вверх тормашками. Француженка еще жила по парижскому времени, и Холлис согласилась встретиться до рассвета. К тому же, как дала понять Одиль, данное направление искусства оптимально смотреть именно в это время.