Принц Теней - Рэйчел Кейн (2016)

Все это было шито белыми нитками, но должно было сработать: ведь пролилась кровь, а все христиане прекрасно знают, что кровь смывает любой грех. Репутация Меркуцио, конечно, была запятнана, и я понимал, что теперь его постараются женить на его нежеланной невесте как можно скорее – чтобы избежать слухов и сплетен.

Но все же им придется подождать, по крайней мере, пока он не оправится от побоев настолько, чтобы держаться на ногах.

Понадобилось трое слуг, чтобы поднять Меркуцио и потащить его домой, но не потому, что он сопротивлялся: силы покинули его, осталось лишь безграничное отчаяние. Так много нас с ним связывало – и так мало мы могли сделать для него сейчас. Ничего не могли. И это было чудовищно больно и страшно – смотреть, как его волокут прочь, и понимать, насколько одиноким он себя чувствует.

Орделаффи велели толпе разойтись и ушли, оставив тело повешенного болтаться на дереве, раскачиваемое утренним ветром. Я держал Ромео за плечо до самых городских ворот и отпустил только тогда, когда последние из слуг Орделаффи исчезли из виду.

– Мы должны снять его, – сказал Ромео, вытирая слезы с лица. – Меркуцио не оставил бы его там.

– Меркуцио должен решить это сам, – ответил я. – И они наверняка будут следить, кто посмеет явиться туда. Если мы придем – мы подпишем себе смертный приговор. Лучше иди и попроси сделать это брата Лоренцо – с Церковью они спорить не будут.

Ромео ушел, он был явно рад, что может сделать что-то полезное – это отвлекало его от его горя и гнева. Я же опустился на корточки, прислонился спиной к стене и дышал – просто дышал, пока моя ярость не начала потихоньку успокаиваться и превращаться в какое-то другое, более управляемое чувство.

Я считал, что знаю, что такое человеческая жестокость, но это… это было совсем другое – за пределами добра и зла. Я понимал, что мы все ходим по лезвию бритвы и что наша жизнь хрупка, словно стекло, но эти восторженные вопли при виде агонии, этот смех и радость убийц… звуки, с которыми камни ударялись об умирающее тело… это уничтожило, разрушило что-то очень ценное у меня в душе – что-то, о существовании чего я и не подозревал.

Я не знал, что невинен, пока не утратил невинность.

Я почувствовал внезапную и непреодолимую потребность увидеть Розалину, ощутить тепло ее улыбки, заглянуть в ее темные глаза. Но я знал, что девушка задаст мне вопрос, на который мне было бы тяжелее всего ответить: «Почему ты не пришел на помощь?»

И я ненавидел себя так же сильно, как тех, кто накидывал веревку на шею этого несчастного.

Потому что я был виноват не меньше, чем они.

Брат Лоренцо шел быстрым шагом, вокруг него, словно овчарка вокруг отбившейся от стада овцы, суетился Ромео. Увидев меня, сидящего у городских ворот, он нахмурился и замедлил шаг.

– Бенволио? – Монах протянул мне руку. Я некоторое время смотрел на него отсутствующим взглядом, а потом кивнул и тяжело поднялся на ноги. – Идемте.

– Мы не можем, – сказал я. Во рту у меня пересохло, я сглотнул, но лучше не стало. – Если нас узнают…

– Да, конечно. – Брат Лоренцо понимающе кивнул. – Я понимаю. Я сам позабочусь о бедном грешнике. Идите домой. И не трогайте своего друга – я надеюсь, вы понимаете, что навещать его сейчас – не самая лучшая идея.

Я понимал. Я не был уверен, что Ромео думает так же, но согласно кивнул. Взяв монаха за руку, я заглянул ему в глаза и сказал:

– Пожалуйста, будьте поласковее с… ним. Он умер как храбрец.

– Он умер как грешник, – ответил брат Лоренцо, но в его словах не было упрека или обвинения – только горькое сожаление. – Но грешники тоже могут быть храбрецами. Я совершу отпевание его и похороню – не волнуйтесь. Но отмечать место, где он будет лежать, я не стану – найдутся такие, кто захочет надругаться над его могилой, даже если она будет находиться в ограде церкви.

Он говорил так, как будто знал это, – и он действительно знал.