Хищник - Мишель Хорст (2021)

Я опираюсь на стену, чтобы сохранить равновесие. Когда дохожу до ванной, внутри уже клубится пар. Я вхожу и сразу направляюсь к раковине, я могу использовать её, чтобы устоять на ногах. Небольшое квадратное зеркало висит над ней, но оно запотело.

— Вот, как это будет. Ты быстро примешь душ. После того, как наденешь чистую одежду, ты поешь. Я должен осмотреть твои раны и убедиться, что в них нет инфекции, а затем ты сможешь поспать. Это всё, что нам нужно сделать сегодня.

Интересно, у этого мужчины есть какие-нибудь чувства? Его голос звучит так же бездушно, как я себя ощущаю.

— Кто ты? — спрашиваю я, желая знать ответ, по крайней мере, на один из миллиона моих вопросов.

— Том Смит нанял меня. Я убрал остальных ублюдков. Ты в ужасном состоянии. Это всё, — говорит он холодно.

На глаза наворачиваются слёзы. Дядя Том не оставил меня. Он послал за мной. Я прикрываю рот дрожащей рукой, чтобы подавить всхлип, и с трудом сглатываю, принуждая слёзы отступить.

— У меня есть два правила, — говорит Дэмиан и делает шаг ближе. Он, может быть, и спас меня, но я чувствую себя более комфортно вдали от него.

— Не смотри вниз. Ты можешь смотреть в любую точку в ванной комнате, но не в зеркало и не на себя, и никаких запираний дверей, — в его голосе ясная нотка предупреждения, и я киваю. Я смотрю на выцветший узор на плитке. Она персикового и коричневого цвета. От коричневого цвета мой желудок сжимается.

Мой взгляд перепрыгивает на блёклые персиковые полотенца, на которых отчетливо видны пятна отбеливателя.

Мои глаза, наконец, возвращаются к Дэмиану, и я встречаю его суровый взгляд.

— У тебя десять минут.

Я жду, когда он уйдёт, и когда он это делает, то оставляет дверь полуоткрытой. Я испытываю облегчение. Я думаю, что могла бы умереть, если бы он закрыл эту дверь. Я не выносила маленькие помещения, ещё до похищения. Теперь они вселяют в меня ужас.

Я не могу заставить себя быстро двигаться. Когда я снимаю пиджак, боль пронзает мой левый бок, затрудняя дыхание. Я держусь за стену и шагаю в душ. Ухватившись за маленькую рейку, я позволяю горячей воде обрызгать меня. Поясницу жжёт там, где Генри пинал меня.

Я поворачиваю лицо к воде и позволяю ей омывать меня некоторое время. Моя щека, челюсть и рот начинают болезненно пульсировать, когда жизнь возвращается к ранам, а затем боль распространяется вниз по моему телу, беспощадная и грубая.

Мои движения вялые. У меня нет сил, и моё тело болит. Вся моя сила была выжата из меня и заменена этим душераздирающим кошмаром, который наполняет каждую мою частицу болезненной темнотой.

Я тянусь за мылом. Оно твёрдое и потрескавшееся, и мне приходиться поработать с ним под водой, чтобы заставить его вспениться. Я не отрываю глаз от растрескавшейся плитки. Один угол сколот.

Я кусаю мою чувствительную нижнюю губу, когда скольжу куском мыла между ног. Щиплет и болит так сильно, что мои ноги начинают дрожать под моим весом. Независимо от того, сколько раз я мою там, это ощущается так, будто сперма всё ещё во мне. Рыдания вырываются из меня, сметая эмоциональные барьеры, и я быстро прикрываю рот тыльной стороной мыльной руки. Одна слезинка скользит из моего правого глаза и исчезает в воде. Я делаю глубокие вдохи, борясь за контроль с разрушительными чувствами.

Потом я мою левую руку, следя за тем, чтобы охватить каждый дюйм. Хотя я и хочу отскрести свою кожу, мои движения остаются вялыми. Каждая ссадина на моей коже болит. Боль — это тошнотворное напоминание о том, что произошло.

После того, как я обмываю всё моё тело, я повторяю весь процесс и моюсь заново. Каждый синяк болезненно пульсирует. Каждая рана болит, словно я сгораю в огне.

Я использую дешёвое мыло, чтобы вымыть волосы. Всё лучше, чем ничего, верно? Споласкиваю мыльную пену, а затем отжимаю лишнюю воду. Прислонившись к плитке, я понимаю, что полностью истощена.