Лес за стеной - Анна Жнец (2020)

— «И бросьте их на колени, и дайте почувствовать тяжесть их преступления. Пусть остальные смотрят, будет это уроком», — процитировала она замогильным голосом любимую проповедь свёкра. Альб поморщился. Раххан стиснула зубы. Брови — идеальные линии — сошлись на переносице, похожие на крылья птицы.

— Хорошо, — брат отвернулся, — смотри.

И она смотрела. Смотрела, как мы опускаемся на колени посреди белокипенной гостиной, упираемся ладонями в потёртый ковёр, не такой идеально чистый, каким казался с высоты моего роста. Смотрела, как Альб закатывает рукава водолазки, медленно разминается и снимает со шкафа палку — одну из тех, что держит в доме для подобных случаев каждый отец и муж. Гладкую деревяшку метр в длину и три-четыре сантиметра в диаметре.

Раххан метнула в сторону дивана ненавидящий взгляд, и первый удар обрушился на её спину. Сестра зашипела. Лицо исказилось. В следующую секунду закричала я.

Брат возвышался над нами с занесённой палкой в руках. Я плакала. Раххан кусала губы. Эсса смотрела. Не на нас — поняла я в попытках отдышаться. На мужа. Сверлящий, прожигающий взгляд был направлен строго между лопаток. Возможно, поэтому экзекуция закончилась быстро. Выдержать такой взгляд было тяжело. Я получила десять ударов, Раххан — пятнадцать. Как всегда, больше.

«Всё, — облегчение затопило меня, — всё, всё…»

На щеках высыхали слёзы. Альб бросил палку на диван. Отшвырнул со злостью. Та соскользнула с края и покатилась по ковру, пока не упёрлась в ножки журнального столика. Следы ударов горели. Я чувствовала каждый отдельно, а вместе они составляли симфонию боли, то резкой, то ноющей, то просто невыносимой. Брат протянул мне руку, помогая встать. Держась за Альба, я разогнулась, и позвоночник прошило болью от затылка до копчика. Ахнув, я вцепилась в ладонь брата. Ноги подгибались. Удержать равновесие получилось с третьей попытки.

Раххан поднялась сама, красная, с горящими глазами и дрожащей от гнева челюстью. Волосы облепляли лицо, словно водоросли. Сестра сжимала зубы так, что чудился треск. Больше всего я боялась, что она не выдержит, не смолчит. Откроет рот и выплюнет грубость — то, что заставит брата поднять палку с ковра.

К счастью, прежде чем Раххан успела совершить глупость, Альб обогнул диван и скрылся за дверью, махнув рукой, — знак, чтобы мы убирались. Эсса последовала за ним, как блаженная. На пороге она остановилась и пристально взглянула сначала на Раххан, потом на сумку у её ног.

Глава 4

— Ненавижу, — процедила сестра, когда мы направились к лифту. Платье на груди потемнело от пота. — Ненавижу их всех, но её особенно. Мерзкая тварь. Сидела и смотрела, как нас избивают. Получала от этого удовольствие.

Раххан нажала на кнопку, и мы спустились на тридцать восьмой этаж, где, помимо спортивного зала и библиотеки за кодовой дверью, было несколько спален, стерильных и голых, как палаты в больнице. Каждая дверь отмечалась табличкой с номером — чёрным ромбом с золотистыми цифрами. На ближайшей к лифту значилось «151».

Застеленная белым покрывалом кровать, простая, без изголовья, занимала треть комнаты. Напротив, на голой и такой же белой стене, висело зеркало в деревянной раме. Ноги щекотал ковёр с высоким ворсом из тех, что мгновенно теряли вид, если по нему ходили в обуви. Я помнила эту спальню, потому что убирала её раз в неделю: меняла простыни, на которых никто не спал, мыла зеркала, размазывала тряпкой воду по плитке в ванной. За мной были чётные этажи, за Раххан — нечётные. Эсса наводила порядок не ниже тридцать седьмого. А ещё она никому не разрешала убирать в храме. Однажды я пыталась отодвинуть алтарь, чтобы вымыть пол, и она впала в бешенство. Едва волосы мне не выдрала, пока, размахивая руками, выгоняла меня за дверь. Раххан тогда впервые назвала её сумасшедшей. И сегодня Эсса определение подтвердила.