Голубая звезда - Жюльетта Бенцони (1998)

Колонна раскрылась, мешочек выпал из нее сам по себе, однако на этот раз в нем ничего не оказалось: тайник был пуст...

Сердце Морозини чуть не разорвалось, пока он своими длинными пальцами шарил по полому отверстию; ничего не обнаружив, Альдо упал на кровать, на лбу у него выступил пот. Куда подевался сапфир? Продан? Это немыслимо! Да и Массария знал бы о продаже. Однако он выразился совершенно определенно: камень по-прежнему находился во дворце. Но где именно? Неужели она решила перепрятать его? Предпочла другой тайник?

Не веря этому, Альдо быстро обшарил всю остальную мебель, в которой вряд ли можно было устроить такое же надежное гнездо для хранения сапфира, какое ухитрился соорудить в колонне гениальный столяр. Не найдя ничего, Морозини вернулся к кровати и ощупал каждый ее сантиметр. И вдруг он подумал, что мать, чувствуя приближение смерти, могла достать камень, чтобы полюбоваться им в последний раз, но сапфир, возможно, выпал из ее ослабевших рук, а она уже была не в состоянии поднять его...

Тогда, отодвинув ночной столик, Альдо потянул кровать на себя, чтобы оторвать ее от стены, опустился на колени, затем растянулся на ковре, чтобы осмотреть тяжеленное ложе снизу – его, видно, никогда не передвигали с тех пор, как привезли и поставили сюда.

Когда Морозини уткнулся носом в пол, сладковатый запах, который он ощутил, войдя в спальню, усилился. Заметив какой-то предмет, напоминающий кожаный мешочек, Альдо по плечо засунул руку под кровать и ухитрился вытащить... мертвую мышь; он чуть не отбросил ее с отвращением, но в последнюю секунду что-то привлекло его внимание: крохотное тельце стало твердым, почти засохло, но в зубах у мыши был зажат красноватый кусочек; Альдо сразу определил, что это такое. Мышь, наверное, полакомилась малиновой пастилкой – мать Морозини обожала их и заказывала во Франции. В ее конфетнице из севрского фарфора, стоявшей на ночном столике, всегда хранился их небольшой запас. Альдо поднял золотистую крышку: коробочка была до половины заполнена.

Сын тоже очень любил эти сладости, доставлявшие ему столько радости в детстве. Он взял одну пастилку и поднес ко рту, но в ту же секунду его взгляд упал на трупик мыши. Странная идея внезапно пришла ему в голову, и Альдо застыл. Безумие, нелепость, но чем старательнее он отгонял эту мысль, тем сильнее она овладевала им. Обозвав себя идиотом, Морозини снова поднес конфету к губам, но опять остановился, как будто чья-то невидимая рука удерживала его.

– Я, наверное, схожу с ума, – пробормотал он, будучи уже уверенным, что не дотронется до пастилки, внезапно вызвавшей у него подозрение. После этого Альдо подошел к инкрустированному секретеру, достал конверт, положил в него мышь с маленьким кусочком в зубах и нетронутую пастилку, засунул все это в карман, надел пальто и бегом спустился по лестнице, на ходу бросив Дзаккарии, что ему нужно отлучиться по делу.

– А мой завтрак? – запротестовала появившаяся как по волшебству Чечина.

– До полудня еще есть время, и я не задержусь, мне надо заглянуть к аптекарю.

Чечина сразу встрепенулась:

– Что с тобой? Ты болен?.. Dio mio[9], то-то мне показалось...

– Да нет, я не болен. Мне просто захотелось повидать Франко.

– Хорошо, но если так, то захвати для меня каломели[10]!

Отдав должное практичности кухарки, Морозини вышел из дворца через заднюю дверь и быстро дошел пешком до Кампо Санта Маргарита, где держал лавку Франко Гвардини. Он был самым старым его другом. Они вместе принимали первое причастие после того, как на уроках катехизиса совместными усилиями усвоили основные церковные каноны.