Голубая звезда - Жюльетта Бенцони (1998)

Перед дверью он все же задержался, но наконец решился и вошел, почувствовав настоящее облегчение оттого, что за распахнутой дверью его ожидало солнце, а не пугающие потемки. Одно из окон было раскрыто, свежий воздух врывался в спальню, но в камине ярко горел огонь. В хрустальной вазочке, стоявшей на комоде рядом с его фотографией в офицерской форме, были желтые тюльпаны. Комната выглядела как в былые времена...

Просторная и светлая, она была шедевром изящества и элегантности, драгоценным ларцом, достойной обителью важной и вместе с тем красивой дамы. Спальня была выдержана во французском духе: с изящной кроватью под круглым балдахином, светлыми деревянными панелями, шторами и стенной обивкой из вышитого атласа, с которыми прекрасно сочеталась кремовая рама из слоновой кости, украшенная зеленовато-голубым орнаментом, в которую был вставлен портрет женщины. Альдо всегда любил его. И хотя на нем была изображена та герцогиня де Монлор, что во времена Французской революции поплатилась головой за преданность королеве Марии-Антуанетте, в ней обнаруживалось удивительное сходство с его матерью. Поразительно, но он всегда предпочитал это полотно портрету Изабеллы Морозини в бальном платье, принадлежавшему кисти Сарджента; в Лаковой гостиной он составлял пару портрету двоюродной бабушки Фелиции работы Винтерхальтера.

За исключением портрета, еще несколько картин были вставлены в рамы из слоновой кости с бирюзовым орнаментом: детская головка Фрагонара и восхитительный Гварди, единственное напоминание о Венеции, не считая старинных бокалов, переливающихся всеми цветами радуги, как мыльные пузыри.

Альдо медленно подошел к туалетному столику, заваленному массой очаровательных мелочей, столь необходимых изысканной женщине. Он потрогал серебряные щеточки с позолотой, полупустые хрустальные флакончики, открыл один, чтобы вдохнуть родной аромат – свежий и естественный запах сада после дождя. Затем, заметив большую кружевную шаль, в которую любила кутаться покойная княгиня, он взял ее в руки, уткнулся в шаль лицом и, не сдержавшись, упал на колени, перестал бороться с горем и зарыдал.

Слезы подействовали на Альдо благотворно, устранив все колебания, избавив от угнетенного состояния. Кладя шаль на кресло, он уже знал, что не позволит чужой женщине ступать по ковру этой комнаты и не расстанется со старым родовым дворцом. Это означало, что он должен разобраться со своими воспоминаниями, отбросив лишнее, пересмотреть свое отношение к некоторым вещам. Он все больше склонялся к мысли о том, что, если ради спасения дома надо продать семейную реликвию, придется это сделать. Разумеется, нельзя продавать сапфир первому встречнoмy, было бы прекрасно, если бы покупателем стал какой-нибудь музей, но он заплатит меньше, чем кто-нибудь из коллекционеров. Но прежде всего надо было достать камень!

Убедившись, что дверь заперта, Морозини подошел к изголовью кровати и, отыскав на внутренней стороне одной из резных деревянных колонн, поддерживавших балдахин, пестик цветка, нажал на него. Половинка раскрашенной золотистой опоры повернулась на невидимых петлях, открыв полость, внутри которой в маленьком замшевом мешочке княгиня Изабелла хранила звездообразный сапфир в виде кулона. Она никогда не решалась доверить его банку.

Кровать прибыла в Венецию вместе с нею из Франции. В течение двух веков она служила прекрасным удобным тайником для этой королевской драгоценности, когда возникала необходимость спрятать ее. Так сапфир пережил революцию, и никто не заподозрил о его существовании.

Дочерняя покорность и желание иметь его всегда под рукой заставили Изабеллу спрятать сапфир именно здесь. Она никогда не надевала его, считая, что камень слишком велик и тяжел для ее тонкой шеи. Однако любила подержать его в руках, пытаясь ощутить тепло других ладоней, ласкавших камень, в том числе ладоней короля варваров, чью диадему украшал этот сапфир.