Тайна в его глазах - Эдуардо Сачери (2012)

Разворачивается. Не пойдет. Определенно, не пойдет. Может быть, если поторопится, он еще успеет встретить судью до того, как она придет на проводы, потому что она задержалась, заканчивая оформление бумаг о временном задержании. Ему не в первый раз приходит в голову эта идея, но теперь он успевает запастись достаточной смелостью, чтобы ее осуществить. А может, это другое, остаться на собственных проводах — это тот ад, в котором он не готов жариться. Сесть во главе стола? А Бенитес и Мачадо — рядом с ним, троица почтенных мумий? Классический вопрос несчастного Альвареса: «Ну что, платим вскладчину, что скажете?», чтобы разлить всем хорошего вина, которым он сам собирается от души набраться? Лаура, спрашивающая всех подряд, кто готов разделить с ней порцию канелоне с сыром, чтобы не слишком выходить за рамки диеты, на которую она села в прошлый понедельник? Варела, который упрямо напивается до меланхолии, заставляющей его пускать сопли, обнимаясь с друзьями, знакомыми и официантами? Эти ужасные картины заставляют Чапарро ускорить шаг. Он поднимается в здание Суда по ступенькам со стороны Талькауано. Главный вход еще не закрыли. Пулей влетает в первый лифт, оказавшийся на первом этаже. Не нужно докладывать лифтеру, что ему на пятый, потому что во Дворце его знает каждый камень.

Чапарро идет вперед уверенным шагом, поглаживая мокасинами черно-белые плитки коридора (который проходит параллельно улице Тукуман), до высокой и узкой двери своего Секретариата. В мыслях останавливается на притяжательном местоимении «своего». Да, именно так. Это его, и гораздо больше его, чем секретаря Гарсии, или какого угодно другого секретаря, предшествовавшего Гарсии, или какого угодно другого, который будет после него.

Он звенит в тишине пустого коридора огромной связкой ключей, пока открывает дверь. Захлопывает ее за собой с силой, чтобы судья услышала, что кто-то вошел в офис. Момент: почему это «судья»? Конечно же потому, что так оно и есть. Но почему не Ирене? Потому что нет, и точка. Хватит уже того, что он идет просить именно то, о чем собирается просить. Хватит с него несчастья знать, что ему нужно просить Ирене, а не просто судью доктора Орнос.

Два негромких стука в дверь — и слышит «войдите». Он открывает дверь, она удивляется: как же так, почему он все еще здесь, чем он занят? На самом деле она его спрашивает: «Что ты здесь делаешь?» и «Почему ты до сих пор не в ресторане?» — и это не одно и то же. Но Чапарро не хочет впутываться во все эти детали, потому что это тыканье может окончательно привести его в смятение, в котором потонет его твердое намерение просить у нее то, что он решил просить на улице Талькауано, дойдя до Корриентес. Перед этой женщиной он чувствует робость и перестает надеяться на что-либо. Но Чапарро берет себя в руки и решает, что по-любому, однозначно, полностью и абсолютно не даст ей взять над собой верх, перестанет валять дурака и попросит в конце концов то, что пришел просить. «Машинка, печатная машинка», — выбрасывает вот так, без всяких преамбул. Груб ты, несчастный дурак… груб, как животное. Никаких преамбул, никаких расшаркиваний. Ничего такого: «Вот в чем дело, Ирене, я тут подумал, что может быть, как тебе кажется, возможно» — или какой-то еще из этих разговорных форм, которых в испанском языке и так в избытке и которые служат именно для того, чтобы помочь Чапарро не увидеть на лице Ирене (или доктора, или судьи) этой растерянности, не остаться без ответа на такое неожиданное предложение.