Чужая боль - Нидейла Нэльте (2018)

— Что кабина только изнутри делается непрозрачной.

— Другие хозяева не разрешали…

— А я не только разрешаю, но и настаиваю. Если вдруг забуду в следующий раз сказать — чтобы помнил.

Он сжимается, и я не сразу понимаю, почему. Конечно, про «следующий раз» зря сказала, представляю, что тотчас же себе надумал. Неужели этот пульт и правда так действует?

Внезапно испытываю нездоровое желание проверить. Впрочем, мне хватило той демонстрации, которую устроил Корнель, передавая раба. Неужели все мы, люди, такие сволочи в душе, что едва к нам попадает в руки кто-то, над кем мы имеем неограниченную власть, тут же хочется проверить это в действии? Или то вина моих таринских генов?

Парень довольно ловко справляется с медкабиной, упаковав её в специальном отсеке в кладовой. Показываю ему комнату наверху.

— Переоденешься — жду на кухне.

Универсальный кухонный комбайн быстро выдаёт порцию по программе «строгая диета после голодания», потом мою — нормальную. Неприятно, конечно, что буду жевать вкуснятину, а его бульоном и жидкой овсянкой отпаивать, но сама голодная как чёрт, а диету в меня не запихнёшь. Просто объясню ему.

Он довольно быстро появляется, снова пытается опуститься на колени и застыть в ожидании.

— Садись, — киваю на соседнее сидение, успев прервать движение. Садится, настороженно глядя на меня.

— Ешь. Пока мало, уж извини, медкабина говорит, истощение у тебя, нельзя сразу наедаться после нескольких суток голода.

— Будто я раньше так не наедался, — бурчит.

— Желудок испортишь.

— Медкабина вылечит.

Чуть не ляпаю, что на её работу немало средств уходит: заряжать нужными препаратами, устанавливать специальные программы, оплачивать обязательные плановые осмотры специалистом, не говоря уж об энергии. Ему скажи, такого себе надумает…

— Уж потерпи, через пару дней будешь есть нормально.

— Простите, госпожа.

— Что, предыдущая хозяйка плохо кормила? — спрашиваю.

— Кормила, — отвечает.

— А что ж такой исхудавший?

— После барака, — пожимает плечами. Не совсем понимающе смотрю, поясняет:

— Две недели перед торгами раба держат в бараке. Готовят.

— Готовят? — не могу понять. — В смысле?

— При помощи пульта, — отвечает глухо. Замолкаю, так как до меня вдруг доходит.

Смотрю на него. Да уж, приготовили, ничего не скажешь.

— Устал? — интересуюсь, когда трапеза окончена.

— Что вы, госпожа.

— Робот, что ли? — усмехаюсь.

— Как пожелает госпожа.

— Ладно, иди уж спать. Тяжёлый день, выматывающий.

Смотрит с настороженностью, определённо ожидая гадости. Поднимаюсь, тяну за руку — парень чуть не вздрагивает, напрягается, вероятно, желая вырвать её из моей, затравленно пытается выяснить, заметила ли я. Ничего я не заметила, выпускаю едва поднялся. Киваю в сторону лестницы, чтобы следовал за мной.

Пакет с вещами сиротливо стоит возле стеночки.

— Вещи разложи в шкафу, — произношу. — И ложись. На кровати, — добавляю, подумав. А то с него станется свернуться где-нибудь в неудобном месте. — Это твоя комната, обустраивай, как нравится.

Показываю на панель возле двери, отвечающую за обстановку, цветовую гамму и прочие элементы интерьера. Кивает, надеюсь, знает, как этим пользоваться.

Антер

Лежу, прихожу в себя. Кровать, надо же. Не помню, когда последний раз на кровати спал. Да ещё такой удобной. Комната как комната, когда-то и у меня была своя… Не буду перенастраивать, мало ли, что хозяйке завтра взбредёт. Интересно, она действительно растерялась, не ожидала такого подарочка? Или у неё просто стиль такой? Почему одна живёт, приехала откуда-то? Что там за история? «Отыгрывайся», сказал Корнель. Может, это она так отыгрывается?