Мы начинаем в конце - Крис Уитакер (2021)

Дачесс не ответила.

Они молча пили какао, вдыхая запах мокрой земли.

— Меня сны одолевают. Не знаю, куда деваться от них.

Хэл повернул голову.

— Всякая хрень снится.

От ругательного слова Хэл даже не поморщился.

— Какая именно?

— Не скажу.

— А ты не со мной — ты с серой поделись. Серая тебя отсюда прекрасно услышит. Главное — не молчать, Дачесс; только и всего.

— Только и всего, — прошептала Дачесс.

Хэл закрыл глаза, словно упиваясь ливнем. И она как впервые его увидела — расплата за ошибку длиною в жизнь, замаячивший второй шанс, мольба об искуплении.

— Меня поднимает над ранчо, сверху видны крыши — сам дом, амбар, конюшня, — и поле, и сухие листья в канавах, потому что осень пришла, и ей параллельно, кто умер, кто жив, она все равно каждый год приходит и всегда так будет. Я высоко-высоко в небе, Монтана такая маленькая, вроде примечания в книжке. Поля — лоскутное одеяло, тракторишки — муравьи; ползают туда-сюда, туда-сюда, сшивают лоскуты в одно целое. А люди — они словно тонут в обыденности. Вынырнут, воздуха глотнут — и обратно в свое болото… Океан, конечно, бесконечный, да я-то знаю, где у него край. Земля — раскрытая книга, а страница никак не перевернется; сплошное «сегодня», а «завтра» нет. Облака тяжеленные, на них-то небо и держится; потом — пустыня, закат. Потом — восход; серебро и золото. А потом я сама становлюсь и тьмой, и звездами, и лунами. Мир такой крошечный — за моим пальцем легко спрячется. Потому что я — Бог, в которого сама не верю. Я огромная — пусть только попробует какой-нибудь выродок напасть на меня, пусть попробует, пусть попро…

Она все-таки сдержалась, не заплакала.

Хэл смотрел и слушал внимательно, затем произнес:

— Если этот Дарк и вправду заявится — со мной будет дело иметь.

— С тобой?

— Да. Я вас обоих от него уберегу — тебя и Робина.

— А я что — уже не считаюсь? Я уже не защитница?

— Ты — дитя.

— Я не дитя. Я — вне закона.

Хэл обнял ее за плечи. Сердце вопило «Слюнтяйка!» — но процесс оттаивания уже начался.

22

Квартирка располагалась над сетевиком «Файв энд дайм»[33]; одно окно было выбито и заделано фанерой; остальные, грязные донельзя, едва ли могли служить источниками света. Вентиляционное отверстие, несмотря на ранний час, дышало тяжкими запахами китайской обжорки.

Девушка, Хульета Фуэнтес, зарабатывала на жизнь откровенными танцами — то в одном клубе, то в другом. Марта сбросила ей несколько сообщений, не дождалась ответного звонка и дала Уоку адрес. Тот не настаивал, боже упаси; но ведь Хульета не его боялась, а своего бывшего. Ну а Марта беспокоилась за саму Хульету.

Дверь в подъезд оказалась открыта. Уок вошел, поднялся по узкой лестнице. Потолок, и без того пятнистый от постоянных протечек, уверенно оккупировала плесень.

Уок постучался — ему не открыли. Он шарахнул в дверь кулаком.

Миниатюрная, черноволосая, с широкими бедрами, Хульета обладала тем типом красоты, который всегда ошарашивал Уока. Вот и теперь он даже попятился.

Хульета смотрела настороженно. Уок коснулся полицейского значка — ее глаза сверкнули.

— Там, в комнате, у меня ребенок спит.

— Извините. Ваш адрес дала мне Марта Мэй.

Хульета чуть смягчилась — ровно настолько, чтобы выйти в тесный коридор, прикрыв за собой дверь.

Они с Уоком оказались почти вплотную друг к другу. Уок смутился, сделал шаг назад, на лестницу. Так еще хуже — глаза точно вровень с Хульетиным бюстом. Уок кашлянул и по ее лицу понял, что теперь у него вдобавок и щеки вспыхнули.

— Давайте сразу к делу, без канители.

— Вы работали в клубе «Восьмерка», так?

— Ну да, я раздеваюсь за деньги — это что, преступление?

Хотелось расстегнуть воротник рубашки — он буквально душил, лицо наливалось кровью.

— Могу я задать вам пару вопросов? Меня интересует Дикки Дарк.