Мы начинаем в конце - Крис Уитакер (2021)

Дачесс только предстояло приноровиться к звукам старого дома, и по лестнице она спускалась с опаской, отмечая про себя, какие ступеньки скрипят, а какие нет. Она замерла возле кухонной двери. Хэл в начищенных ботинках, в рубашке с жестким воротничком варил кофе. Живо обернулся, хотя Дачесс была уверена, что подкралась совершенно бесшумно.

— Я купил тебе платье. Сейчас поедем в церковь, в Кэньон-Вью. Каждое воскресенье будем ездить.

— Никаких «мы». Говори за себя. Я ни в какую церковь не поеду, и мой брат тоже.

— Детям в церкви нравится. После проповеди всегда бывает угощение — торт. Я уже сказал Робину, и он хочет ехать.

Ну еще бы. Робин, маленький иуда, за кусок торта на все готов.

— Езжай, а мы здесь подождем.

— Не могу вас одних оставить.

— Тринадцать лет оставлял, а теперь не можешь?

Хэл ничего не сказал в свое оправдание.

— В любом случае рубашка и брюки не годятся. Робин носит шестой размер. Ты не знаешь даже, сколько лет твоему родному внуку.

Хэл сглотнул.

— Прости, ошибся.

Дачесс шагнула к плите и налила себе кофе.

— С чего ты вообще решил, будто Бог существует?

Хэл указал на окно. Дачесс проследила его жест.

— Не вижу ничего особенного.

— Не лукавь, Дачесс, ни с собой, ни со мной. Всё ты видишь.

— Мне лучше знать.

Хэл смотрел на нее напряженно; казалось, он давно готов к отповеди.

— А сказать, что я и впрямь вижу? Слушай. Я вижу старика, у которого середка давно сгнила. Этот старик сам поломал свою жизнь, и теперь у него ни семьи, ни друзей. Он может умереть в любой момент — но хоть бы кто по этому поводу взгрустнул. — Дачесс изобразила невинную улыбку. — Возможно, смерть настигнет старика в пшеничном поле, на этой его грёбаной собственной земле, осиянной светом Господним. Он рухнет и будет лежать, пока не позеленеет. А найдет его водитель грузовика-цистерны, и вот по каким признакам: над полем он увидит вороньё — сотню черных ворон. Мясо с костей к тому времени обглодают звери. Только это неважно: ведь скелет сразу же зароют, безо всякого прощания — потому что прощаться будет некому.

Хэл взял чашку с кофе, и Дачесс удовлетворенно отметила, что рука у него дрожит. Хотела продолжить, рассказать старику о своей малютке-тетушке, о милой Сисси — ее могилка давно заросла бы, одичала, ведь Стар за ней не ухаживала — мужества в себе не находила, а сам Хэл вообще свалил из штата. Если б не Дачесс, не ее поездки на велике за полевыми цветами, тетя Сисси гнила бы в полном забвении…

Дачесс вовремя обернулась. В дверях стоял Робин.

Живо взобравшись на стул напротив Хэла, он сообщил:

— А мне торт снился!

Хэл многозначительно взглянул на Дачесс.

— Ты ведь с нами? — напрягся Робин. — Ты поедешь в церковь? — По глазам было видно, до какой степени Дачесс нужна брату. — Поехали, а? Не за Богом, а за тортом. Пожалуйста, Дачесс!

Она взлетела на второй этаж, сорвала платье с вешалки-плечиков, крючком зацепленной за дверь спальни. Рванулась в ванную, открыла шкафчик, где хранились пластыри, мыло и шампунь; нашарила ножницы и приступила к работе.

Сначала разобраться с длиной. Приструнить маргаритки, а то ишь как разрослись. Пусть дурацкий лужок обрывается повыше середины ее незагорелого бедра. Спине следует виднеться сквозь прорехи. Дырка повыше пупка тоже не помешает. Причесываться Дачесс не стала — наоборот, разлохматила волосы. Сандалии, купленные Хэлом, от ее пинков полетели через всю комнату. Дачесс извлекла из-под кровати свои старые кроссовки. На коленке была царапина — результат бегства сквозь жесткие и высокие, в ее рост, колосья. Возле локтя — порез; Дачесс знала, что ему не зажить. Имей она бюст, еще и декольтировала бы платье спереди.