Мы начинаем в конце - Крис Уитакер (2021)

Дачесс толкнула его, он упал — на задницу шлепнулся. Сидел в пыли, а все равно таращился на Дачесс — снизу вверх, сквозь толстенные стекла очков.

— Оно того стоило — падение, в смысле. Потому что ты меня коснулась.

— В этом городе что, все умственно отсталые или только ты?

Всю дорогу к дальней скамейке Дачесс лопатками чувствовала взгляд Томаса Ноубла.

Она уселась и стала наблюдать. Вялое копошенье, а не жизнь в этом Коппер-Фоллз; дремоту нагоняет.

К скамейке подошла женщина лет шестидесяти, до того расфуфыренная, что Дачесс очнулась от полусна. Туфли на высоченных каблуках, яркая помада, парфюмом на всю улицу пахнет, волосы уложены волнами, будто она только-только из салона красоты.

Женщина поставила рядом с Дачесс сумочку от Шанель, сама устроилась на краешке скамейки.

— Ну и жара.

Акцент был незнаком Дачесс.

— Я своему Биллу всю плешь проела: установи, говорю, кондиционер уже наконец-то. И что ты думаешь, он меня слушает?

— Я думаю, что мне пофиг. И Биллу, наверное, тоже.

Женщина рассмеялась, вставила сигарету в мундштук и прикурила.

— Говоришь так, будто знакома с моим Биллом. Или будто у тебя папа из того же теста — возьмется за дело, а на середине бросит… Впрочем, деточка, все мужчины таковы.

Дачесс нарочито громко вздохнула — может, удастся отвадить ее одним скучающим видом, без грубостей.

Женщина извлекла из сумки бумажный пакетик, а из пакетика — два пончика, один из которых протянула Дачесс.

Та пыталась делать вид, что пончик ее не волнует, но женщина тряхнула пакетиком у нее перед носом, будто приманивая пугливого зверька.

— Пробовала пончики от Черри?

Дачесс не выдержала. Постаралась хотя бы откусить поделикатнее; просыпала сахарную крошку на джинсы.

— Ну как? Лучший пончик в твоей жизни, верно?

— Ничего, съедобный.

Взрыв смеха — словно Дачесс отпустила удачную шутку.

— Знаешь, я бы, наверное, дюжину в один присест умяла. Пыталась ты когда-нибудь съесть целый пончик и ни разу не облизнуться?

— Зачем это?

— А давай на спор — кто первый губы облизнет? Увидишь: это труднее, чем кажется.

— В вашем возрасте — наверное, да.

— Женщине столько лет, на сколько при ней себя ощущает мужчина.

— А Биллу сколько?

— Семьдесят пять.

Последовала горькая усмешка.

Дачесс занялась пончиком. Глазурь щекотала губы, однако Дачесс терпела, не облизывалась. Женщина тоже держалась, но хватило ее ненадолго. Сахарная щекотка сделалась невыносимой, и женщина быстро провела языком по губам. Дачесс ей на это указала. Реакцией стал хохот, столь громкий, что Дачесс еле подавила улыбку.

— Кстати, меня зовут Долли. Как Долли Партон[21], только без бюста.

Дачесс не отвечала, держала паузу. Чувствовала на себе вопросительный взгляд. Наконец Долли, смутившись, отвернулась.

— Я — вне закона. Незачем вам светиться рядом со мной.

— У тебя есть кураж, а он мало кому дается.

— Знаете, что написано на могиле Клэя Эллисона? «Все, кого он убил, заслуживали смерти». Вот где кураж.

— Ну а имя есть у той, которая вне закона?

— Дачесс Дэй Рэдли.

В глазах Долли отразилось нечто похожее на жалость.

— Я знакома с твоим дедушкой. Прими мои соболезнования.

Этот спазм в груди, эффект перекрытого кислорода; не смотреть на Долли, перевести взгляд на улицу, уставиться на собственные кроссовки — может, тогда глазам не будет так горячо.

Долли вынула сигарету из мундштука, ни разу не затянувшись.

— Вы не покурили.

Она улыбнулась, блеснула ровными зубами.

— Курить вредно — хоть Билла моего спроси.

— Зачем тогда у вас сигареты?

— Отец однажды застукал меня за курением. Так поколотил, что мало не показалось. Ну я и стала курить ему назло. Тайком, конечно. Хотя мне даже запах дыма никогда не нравился. Ты, наверное, думаешь: вот же привязалась, старая кошелка?