Лето волонтёра - Сергей Лукьяненко (2022)

Милана живёт обычной жизнью, что бы ни было в доставшемся ей смысле – это не стало мгновенным чудом, которое всё изменило. Высший лишь обеспечил собственное появление, а сколько сотен или тысяч лет люди будут барахтаться в крови, его особо не интересует. Я же помню тот миг, когда он входил в меня! Да, в нём было слабое сочувствие и приязнь, но в основном – раздражение от окружающих.

А появление Продавца?

Зачем он пришёл, как именно, и кто мог его остановить, если ни Прежних, ни Инсека на Земле нет?

Неужели он действительно погиб?

Нет, надо предупредить Изменённых. Никаких визитов на Селену!

С этой мыслью я вернулся в спальню, забрался в кровать и уснул, обнимая Дарину.

Самым странным за прошедшие два месяца было то, что Гнёзда почти не изменились.

Никто больше не уходил через экраны на Саельм. Никаких распоряжений от Инсека не поступало.

Но Изменённые по-прежнему занимались своими делами, обучались и проходили военную подготовку. И к ним по-прежнему пытались передать больных детей отчаявшиеся родители.

Когда мы с Дариной подошли к бывшему Минкульту, я подумал, что Гнездо похоже на брошенный где-нибудь на стройке механизм. Рабочие ушли, побросали инструменты, но забыли выключить компрессор. И вот он стоит, тарахтит, выбрасывая сизый дымок, гонит вхолостую воздух в шланги. Пока есть топливо, будет и видимость работы…

У входа в Гнездо стояла женщина средних лет, в длинном платье и тёмном платке на голове. Наверное, она была моложе, чем выглядела, и я догадывался, почему.

На руках у неё был ребёнок. Маленький, года два, в ярком оранжевом комбинезончике. Ребёнок спал, как-то очень безвольно повиснув у женщины в руках.

Я прислушался к Гнезду, уловил его слабый бесконечный гул. Люди слышат его иначе, но он вызывает беспокойство, поэтому рядом с Гнездом не задерживаются.

Но женщина стояла, и мне показалось, что она тут уже давно.

– Девочка… – позвала женщина. – Девочка… ты из Гнезда? Ты жница?

Дарина остановилась.

Да, у неё были длинные волосы, и одевалась она в человеческую одежду, но кожа оставалась слишком гладкой, и радужка глаз мерцала сиреневым.

– Да, – сказала Дарина. – Я жница.

– Девочка, как тебя зовут, девочка?

Я мрачно смотрел на женщину. Ничего хорошего этот разговор не предвещал.

– Дарина.

– Дарина, ты хорошая девочка, – быстро заговорила женщина. Я подумал, что она откуда-то с Северного Кавказа, судя по лёгкому акценту и чертам лица. – Дарина, помоги мне? Моя детка болеет, а Гнёзда больше не берут детей.

– В Гнёздах нет мутагена, – сказала Дарина тихо. – Мы получали его от Продавцов, но Продавцы ушли.

– Я знаю, знаю, – закивала женщина. – Но посмотри, какой он славный… Может быть, у вас осталось немного?

Дарина сделала шаг, заглянула в лицо ребёнку. Потом отступила, внимательно посмотрела на женщину.

– Он маленький, ему немножко надо, – пробормотала женщина. – Он станет стражей, большим и сильным.

– Я спрошу, – сказала Дарина. – Мутагена нет. Но я спрошу.

Женщина часто закивала и что-то зашептала беззвучно. Наверное, ей было достаточно того, что Дарина пообещала спросить.

– Зачем ты ей пообещала? – спросил я тихонько, когда мы поднимались по ступенькам. – Ты же знаешь…

– Мутаген не поможет, ребёнок уже умер, – ответила Дарина вполголоса. – Может даже, ещё вчера. Она сошла с ума…

Я взял её за руку, мы остановились. Обернулся на женщину, укачивающую мёртвого ребёнка.

– Дарина…

– Ничего не поделать, – прошептала Дарина. – И раньше Гнёзда спасали не всех. Но…

Мне показалось, что она сейчас заплачет. Но она сильная, она сдержалась. Вместо этого озабоченно произнесла:

– У меня нервы стали какие-то дёрганые. Настроение скачет. Слушай, это у всех девушек так? В особые дни?

– Ну… не знаю… – смутился я. – У кого больше, у кого меньше… Да, у всех.