Лето волонтёра - Сергей Лукьяненко (2022)

Я попытался улыбнуться.

– Мой Высший как раз специалист по компромиссам и сотрудничеству, – сказала Милана. – Он потому и расстроен, Максим. Его такой вариант устроит, твоего Высшего – никогда. Ведь если ты уйдёшь, то это его смерть. Он не разовьётся, перестанет существовать. Ты согласишься, а он – нет. Ты его основа…

– Я не основа! – выкрикнул я. – Меня зовут Максим Воронцов! Три месяца назад я всего лишь захотел помочь Дарине! Не просил делать меня героем, не собирался придумывать какой-то смысл… да я и сам не знаю, что придумал! Я хочу жить нормальной жизнью!

Милана закрыла глаза. Посидела так несколько мгновений.

Потом посмотрела на меня вновь.

– Предлагай. Поговори со своим Высшим. Пусть подключается. Если он сумеет найти компромисс, мой Высший согласится.

– А если нет?

Милана молчала.

– Ненавижу их всех! – сказал я искренне. – Как было просто и хорошо раньше: Инсеки, Продавцы, Изменённые…

– Мой Высший даёт тебе ровно сутки. И предлагает затем встретиться где-нибудь в безлюдном месте. Максимально безлюдном. На тот случай, если ты не придумаешь выхода.

– Понятно, – кивнул я.

Милана поднялась.

– Всё, мне надо уходить. Встретимся через сутки, Максим.

– Как сообщить, где буду?

– Высший тебя найдёт. – Она слабо улыбнулась. – Придумай что-нибудь, а?

Нетронутый чай так и остался на столе.

…По крайней мере, у меня впереди были целые сутки.

День, ночь и утро лета.

Целая вечность, если подойти с умом.

Я так и вышел из дома в плаще. Хотя московская погода нынче так переменчива, что дневной зной мог быстро смениться грозой. Отсутствие Луны виновато.

Посмотрев в небо, на лунное кольцо, я подумал, что любой Высший способен слепить наш несчастный спутник обратно. Наверное, и я могу. Вот только то, что во мне, – молчит, пробуждаясь лишь для странных нелогичных поступков.

Ну зачем я пытался выбросить из нашего мира Высшего вместе с Миланой и Дариной? И с самим собой, уж если на то пошло?

Я брёл куда-то в сторону Арбата, но не по Никитскому или Мерзляковскому переулкам, что имело бы хоть какой-то смысл, а через дворы, забирая в сторону Садового, ныряя в те неприметные калитки и проходы, что знают лишь местные.

И бормотал, разговаривая сам с собой, точнее – с тем, кто из меня когда-то вырастет:

– Ну, чего ты хочешь? Что ты затеял? Я не стану драться с Миланой, когда в ней Высший. И ты проиграешь. Меня убьют, и ты умрёшь. Ясно? Ну хоть поговори со мной, чужой Высший не брезговал!

Но он, разумеется, молчал.

– Я тебя буду звать Супермакс, – продолжал я. – Знаешь, почему? Это смешно звучит. Стыдно быть Супермаксом. Это имя для пса-супергероя.

Никакого ответа. Но я не сдавался. И когда вышел к памятнику писателю Бунину на Поварской, остановился и очень внимательно огляделся.

А может, я не зря так иду?

Может быть, мой молчаливый Супермакс меня ведёт… привёл сюда?

Надеяться на то, что поэтический бомж Андрей, в нашей реальности вырвавшийся из личности Прежнего, окажется именно здесь, не стоило. Он ведь ходит между памятниками поэтам, а Бунин писатель. Я точно знаю, я читал сборник его рассказов «Тёмные аллеи», когда учился в седьмом классе.

Может, он и стихи писал?

В старину все писатели не только прозу сочиняли, но и стихи. Наверное, подразумевалось, что если умеешь складывать слова, то уж рифму как-нибудь к ним прикрутишь. Ну или это у них считалось чем-то обязательным, как для любого музыканта – немного наигрывать на пианино.

Но бомжа Андрея тут не было.

Однако я заподозрил, что и впрямь иду не куда глаза глядят, а с какой-то целью. Чуть дальше по Борисоглебскому должен быть ещё какой-то памятник, то ли Ахматовой, то ли Цветаевой, я их вечно путаю.

Я ускорил шаг и через пару минут оказался возле памятника женщине, которая сидела в задумчивости, склонив голову на руки.