Семь дней до Мегиддо - Сергей Лукьяненко (2021)

Ещё до Перемены власти занимались в основном тем же, чем сейчас — латанием дыр. Эпидемии шли одна за другой, шесть лет подряд. То старый добрый ковид мутировал, то флай-эбола, то ещё какая гадость. В сетях орали про конец света, про биологический терроризм, что матушка-Земля решила извести человечество. Упёртые считали, что никакой опасности нет — ровно до того момента, как начинали задыхаться или сочиться кровью. Но, как ни странно, в большинстве своём люди приспособились. Привыкли учиться в школах и институтах онлайн, пенсионеры гуляли по балконам, все дружно получали продовольственные наборы от государства.

Для многих после Перемены ничего особо и не изменилось. С электричеством стало хуже, конечно. Вся «зелёная энергетика» накрылась, потому что без нормальной Луны приливы стали слабенькие, ветра сменили направление, солнечный свет сквозь пылевое кольцо проходил хуже и солнечные батареи себя не оправдывали. Ну и атомные электростанции закрылись, конечно.

Но нефть, газ, уголь — остались, так что в крупных городах и свет давали не по графику, и машины ездили. Папа, когда был в настроении поболтать, называл это «Апокалипсис-лайт». До Перемены он служил крупным чиновником, мы не зря жили в самом центре, и денег он особо не считал. Даже купил мне квартиру в нашем подъезде, когда соседи с перепугу решили уехать в Сибирь, у них был дом на Горном Алтае.

Потом министерство, где отец работал, реформировали, его отправили на пенсию. Все счета за рубежом накрылись, квартиру в Питере национализировали, на Рублёвке творился бардак, стихийно возникшие банды отрывались на ненавистных богатеях. Наш загородный дом разграбили и подожгли. Тогда много чего горело… иногда лето Перемены называют летом Пожаров…

Так что, хоть мы остались жить в самом центре, и кое-что у отца всё-таки сохранилось, богатыми родители больше не были.

Хорошо, что я научился зарабатывать.

Возле подъезда никого не было, я открыл кодовый замок и проскользнул внутрь. Кивнул консьержу. Дом у нас хороший, на охрану мы скидываемся. Ночь всё-таки время неспокойное. У полиции и Росгвардии сейчас полномочия огромные, но отчаянного или отчаявшегося народа хватает.

— В Комок ходил? — спросил консьерж.

Он уже пожилой мужик, под полтос, но крепкий. До Перемены служил в армии, но теперь армий нет, пытался устроиться в полицию, но таких желающих много. Консьерж сидел за перегородкой и смотрел маленький телевизор, короткая дубинка лежала перед ним на столе.

— Ага, — сказал я без уточнений. Достал пачку сигарет и через окошко положил перед консьержем.

Тот расплылся в улыбке:

— Ого! «Соверен»! Я такие курить начинал, ещё в школе учился… Сколько я тебе должен, Макс?

Он даже сделал движение, будто лезет в карман.

— Нисколько, Андреич. Подарок, — улыбнулся я.

С людьми надо поддерживать хорошие отношения, особенно если от них зависит твоя безопасность.

— Спасибо ещё больше, — сказал консьерж, нюхая закрытую пачку. — Прям как в детство заглянул…

Лифт я вызывать не стал, это плохой тон, зря тратить электричество и ресурсы механизмов. Поднялся на четвёртый этаж, позвонил в дверь.

Открыл, конечно, отец. Был он навеселе, но умеренно.

— Сына…

Я позволил себя обнять и даже поцеловал отца в небритую щёку.

Они у меня не алкоголики. Бытовые пьяницы. Ну а что делать пожилым людям, когда мир обрушился? Им уже под семьдесят и ничего в жизни не светит.

— Кто там? — позвала из гостиной мама. Голос у неё был чуть громче, чем хотелось бы, и очень характерно вибрировал.

Отец виновато посмотрел на меня. Сказал:

— Мама… отдыхает.

Повернулся в глубину квартиры, крикнул:

— Это Максим! Продукты принёс!

— Максимушка! Иди сюда! — позвала мама требовательно.