Комбо - Юлия Эфф

По делу ничего нового не узнали. Матвеев невольно вспомнил слова Старика: «Хочешь, чтобы другие поверили в твою ложь — поверь сначала в неё сам!» Блогерша верила в святость своих намерений. А вот стоило попытаться проследить следы последних внушений, оказанных на неё, как застонала, жалуясь на начинающуюся мигрень и желание стошнить. Степан тут же прервал сеанс, постаравшись зафиксировать мысль, будто это «интервью» девушке приснилось. Сработает ли на фоне подскочившего давления, уверен не был, однако заметное облегчение после окончания сеанса настораживало.

— Или у меня паранойя, или в её мозгах до меня кто-то хорошо покопался, — извинился за неудачу перед коллегой Степан.

— Что ж, будем пока думать о хорошем, — Волошин, наоборот, не расстроился. Привыкший проверять все версии и видевший возможности майора, он, тем не менее, не считал штатного психолога-аналитика (так Степан официально числился в штате) всемогущим и всегда правильно мыслящим. Матвеев был человеком, а люди, как известно, склонны к ошибкам.

Если бы сам Волошин умел заглядывать в будущее, то в тот день озадачился бы вместе со Степаном, который не торопился списывать со счетов свои подозрения.

У капитана Волошина не было опыта, и он не был свидетелем всех тех мелких эпизодов, которые заставили Степана уверовать в невероятные возможности того, что пока называлось «комплексом псевдонаучных дисциплин», — парапсихологией.

До встречи с генералом Федосовым, уговорившим поучаствовать в одном высокооплачиваемом проекте, Степан называл, как и большинство людей, своё умение предугадывать — интуицией.

«В каком-то смысле ты прав, — согласился с ним Ермолай Ильич: — интуиция на пустом месте не появится. У младенцев её нет. Рядом с нами тысячи сигналов о том, что может произойти через секунду. Но мы будем учиться заглядывать дальше — через миллион секунд, через миллиарды… А всё потому, что у тебя, как у всех ребят из команды, есть талант — дар превращать непослушную и ветреную мадам Интуицию в сильное оружие против неопределённости…» Красиво говорить Федосов умел.

А потом спросил, играет ли Степан в покер. Получив утвердительный ответ, достал из ящика стола колоду карт и положил её рубашкой вверх перед недоверчивым сорокалетним мужиком. Вытащил из середины одну, не выбирая, и пододвинул, прижал пальцем, чтобы Степан не перевернул её машинально:

— Сосредоточься и скажи, какого цвета масть?

Степану сразу пришёл на ум красный.

— Так. А теперь скажи, там персона или мелочь? Всё, что первое приходит на ум, говори, не рассуждай и не пытайся найти рациональное. О чём подумал?

Только подчиняясь военной субординации, Степан выполнял указания. Будь Федосов чином помладше, — распрощался бы и никогда больше не возвращался.

— Человек, мужчина. Там король или валет?

— Но-но-но! Не загоняй себя в рамки! — осадил генерал. — Эх, уже и картинку себе представил, а?

Степан неопределённо пожал плечами.

— Давай сначала. Представь, что это необычные карты, — левой рукой Федосов снял другую, верхнюю карту с колоды и перевернул лицом.

На ней не было привычной картинки с красными «бубнами» или чёрными «трефами» — целая иллюстрация с сюжетом. Карты таро, так, кажется, они назывались. На жёлтой тарелке с символами сидело подобие сфинкса. Тарелку нёс на спине красный дракон, а по углам в облаках сидели золотые существа, среди них был, кажется, один ангел, одна корова… И вдруг на Степана накатило дежавю, он даже моргнул несколько раз. Генерал отреагировал:

— Что увидел?

— Дежавю… — неохотно признался.

Старик рассмеялся по-доброму, убрал палец с закрытой карты, запустил карту со сфинксом по полированной поверхности в сторону Степана и откинулся в кресле: