Шерше ля фам - Владимир Болучевский (2007)

– В том-то и дело, – тяжело вздохнул Игорь Дугин, – что двойняшки. Одна погибла, а другая нет. Кто погиб, кто выжил? Кто из них в наследство, вступает? Милиция же это все обязательно выяснять начнет. Это ж такие заморочки! Янка-то ни на что прав не имеет, по закону. Свидетелям ее еще предъявлять начнут, проверять… да ну что вы, сами, что ли, не понимаете? А так – обе живы. Вопросов нет. Одна наследует, а потом уж мы… разберемся как-нибудь. А другая уезжает. В Магадан. Поездом. И все.

– Логично, – кивнул Петр. – Поэтому, когда я во все это сунулся, меня моментально и подставили.

– А что делать? – вскинул на него глаза Игорь Дугин. – Янка и так на истерике. Она бы прокололась в шесть секунд. От милиции вроде отмазались, а тут вы… Вы когда к ней пришли, ну… как бы к Ане, на Савушкина, она тут же мне звонит: «Что делать?!»

– И?… – нехорошо взглянул на него Петр.

– А у них там, на Яхтенной, еще с тех пор, когда они в клубе работали, камера стоит.

– Зачем?

– Ну… просто так, – пожал плечами Дугин.– Они же тогда… в общем, тогда всякое бывало, но они только для себя снимали. Нравилось им потом все это смотреть… когда они вдвоем оставались. Это понятно?

– Вполне, – вздохнул Петр.

– Ну и вот. Я и предложил. Вас заснять. Другого выхода не было. Вот и все. Я все вам рассказал.

– Один вопрос, – Гурский закурил очередную сигарету и бросил пачку на стол.

– Да? – поднял на него глаза Дугин.

– Почему у Анны Заславской в доме стоит бутылка с бодяженым коньяком? Она же была женщина состоятельная, жила зажиточно.

– А… это… Видите ли, она же была алкоголичка законченная, хоть и выглядела – на все сто. Со стороны никогда не скажешь. Ничем от Янки с виду не отличалась. Может быть, с возрастом разница и проявилась бы, но пока…

– И что?

– Так Вадим ей поэтому денег наличных в последнее время почти и не давал. Она и выкручивалась. Купит что подешевле, туда и сольет. Это вы про бутылку «Хеннесси»?

– Да.

– Вадим дома вообще не пил. Только в гостях или в ресторане. Глоток шампанского, да и то… В общем, поэтому она там свое пойло и хранила.

– А вы откуда знаете?

– Вам про этих сестер все рассказать?

– Нет, – покачал головой Адашев-Гурский. – Пожалуй, не нужно.

– Ну что? – Волков раздавил в пепельнице сигарету. – У Высокого суда есть вопросы?

– Нет, – покачал головой Андрей Ива-ныч. – У Высокого суда вопросов больше нет. Суду все ясно.

– И каков будет вердикт?

– Ну-у… – Андрей сдвинул мочалку на лоб и почесал затылок. – Выслушав обе стороны и приняв… – он покосился на бутылку водки, – во внимание материалы дела. Высокий суд, посовещавшись, пришел к выводу, что…

– Что?

– Что неоспоримые доводы обвинения и предоставленные им вещественные доказательства не оставили от позиции защиты камня на камне.

– И каков вердикт?

– Обвиняемые виновны, – пожал плечами Андрей. – А у кого-то были в этом сомнения?

– Таков вердикт Высокого суда?

– Таков, – кивнул Андрей Иваныч и трижды громко хлопнул в ладоши. – Заседание закрыто.

Он стянул с головы мочалку, поднялся со стула и вышел из комнаты.

– Ну что, голуби мои? – Волков обернулся к дивану. – Что же мне с вами делать? Адашев-Гурский подошел к секретеру.

– Значит, так, – Петр обращался к «брату Коле», сидящему рядом с Дугиным. – Ты хорошо все слышал, что нам тут товарищ твой докладывал?

– Слышал, не слышал… – негромко произнес Гурский, беря с секретера репортерский диктофон, – тут-то все равно все записано.

Он нажал на кнопку, откинул крышку и вынул кассету.

– А ты что, все писал? – взглянул на него Петр.

– Ну уж откровения господина Дугина всяко. Тебе же с Дедом твоим объясняться нужно? Или как?

– А-а… – на секунду задумался Волков. – Н-ну… тогда, собственно, и все. Чего еще мусолить-то? Лешь сними с него «браслеты».