Да, рыцарь божий и полковник императора Иероним Фолькоф фон Эшбахт, коего прозывали Инквизитором и Дланью Господней, не собирался уступать этому железнорукому. Он знал, чувствовал кожей, как зверь холкой чуял, что почти все его люди, начиная от капитанов и заканчивая последним кашеваром, сейчас ненавидят и проклинают его за приказ остаться. Многие готовятся бежать, потому что боятся опасного врага. Но он собирался драться, он готов был всех, всех согнуть перед свой волей. Согнуть и заставить подчиняться себе. Он хотел драться, а значит, и все его люди будут сражаться вместе с ним. Все до последнего человека.

Двадцать солдат и двадцать стрелков, опиравшихся на копья или на мушкеты, а кто и вовсе сев на землю, уже ждали его. Грязные, усталые, голодные, не успевшие смыть пыль и пороховую гарь, ненавидевшие его сейчас за то, что после тяжёлого марша и тяжёлого боя он не даёт им покоя и снова куда-то их тащит. Куда-то в ночь, в темноту, в опасность.

А вот Максимилиан ждал его с нетерпением, чтобы идти за ним к реке, в темноту, на поиски тел своих товарищей, на поиски Бертье, которого безмерно уважал, и Увальня, с которым был просто дружен. Которых он, как и Волков, хотел похоронить с почестями. В общем, все были готовы. Пора было выступать, ночь не бесконечная.

Волков взял из телеги подшлемник и коротко бросил своему знаменосцу:

— Шлем.

Окончание следует… в следующей книге.

* * *