Башмаки на флагах. Том второй. Агнес - Борис Конофальский (2020)

— Почему вы мне не сказали об этом? — Удивился Волков и, повышая голос, повторил: — почему вы мне об этом не сказали?

— Я… Я думал, вы видели… — Теперь в голосе знаменосца отчётливо слышались слёзы. — Он дрался недалеко от вас. Я думал, что вы не хотите говорить о том.

Волков вдруг понял, как он устал, стало вдруг пусто внутри и тошно. На сей раз ему было хуже, чем в тот раз, когда убили фон Клаузевица:

— Да как же это произошло?

— Ну… — Начал Максимилиан. — Ну… Как вы велели ехать в обоз, так мы с ним решили не ехать.

— Как вы посмели! — Заорал Волков так, что все, кто был в округе, даже раненые, на него посмотрели. — Как вы посмели не исполнять мои приказы?! Глупый мальчишка!

Он стал задыхаться. Хотелось снять горжет, кирасу, да и вообще все латы. Они душили его. Душили так, что стало колоть в груди, и эта боль отдавала в левую и не совсем здоровую руку. Ему понадобилась минута, чтобы отдышаться. Факел у Максимилиана уже почти погас. Они едва видели друг друга.

— Как его убили? — Наконец спросил Волков.

— Ну, он говорит мне: «Ты с арбалетом знатно управляешься, бери его, а я пойду сеньору в помощь».

— На нём была только кираса и шлем, а из оружия только тесак. — Вспоминал кавалер. — Не долго, он, наверное, продержался.

Максимилиан молчал, и это его молчание было красноречивее всякого ответа.

Волков поморщился, боль в груди, вроде, и прошла, но до конца так и не отпускала. Он потёр лицо и сказал:

— Найдите моего денщика, стол, стулья, вино, еду, какая есть, и фонари — всё сюда несите, сейчас уже, наверное, и офицеры подойдут. А после совета пойдёте со мной, покажете место, где он дрался.

Рохе досталось крепко, приехал на телеге с ранеными, вся левая рука, от плеча и до кисти, замотана в пропитанную кровью тряпку. Правое ухо сверху наполовину оторвано, борода справа слиплась от чёрной крови. А из ноги, прямо над деревяшкой, торчал арбалетный болт. Он грузно плюхнулся на стул, кривясь и укладывая поудобнее свою раненую руку, а потом и деревяшку с болтом, но голос у него твёрд, словно ни усталости не чувствует он, ни боли.

— А ну, человек, дай-ка вина. И не жадничай, лей побольше.

Гюнтер бежит к нему, даёт стакан и наливает вина.

— Не уходи, — говорит ему Игнасио Роха и сразу залпом выпивает вино, протягивает стакан. — А винцо-то дрянь.

— Тебе нужно к лекарям, — произносит Волков, он крутит эфес меча, который так и не спрятал в ножны, туда-сюда, туда-сюда. Глядит на торчащий из ноги старого товарища болт.

— Знаю, но сначала хочу послушать, что вы тут решите, — отвечает капитан стрелков, тут же выпивает второй налитый стакан и говорит Гюнтеру, который хотел отойти от него: — Наливай ещё.

— А с рукой у тебя что? И кто тебя так потрепал? — Спрашивает полковник.

— Чёртовы стрелки, — говорит Скарафаджо, — мы так врезали мужичью, что навалились на Рене… Хорошо им врезали. Так они на том берегу собрали сотню арбалетчиков и полсотни аркебузиров. И эти ублюдки нас и поливали с того берега. А нам, главное, и не спрятаться, не ответить им, мы же пехоту мужицкую тут стреляем. Так и стояли под огнём, пока не стемнело.

— Много потерял людей? — Мрачно спрашивает полковник.

— Хилли убит. — Как-то уже устало говорит Роха и смотрит на полковника.

А Волков смотрит на него, не отрываясь, он продолжает:

— Он руку поднял… Пуля влетела кирасе в подмышку. Падал парень уже мёртвым.

«Увалень, Хилли… Кто ещё?»

Волков молчит. Только крутит меч.

— Человек пятнадцать у меня убито. Человек двадцать пять ранено. Вилли принесёт точные сводки, — говорит Роха, снова выпивает всё вино и тут же орёт Гюнтеру. — Эй, чего ты там жмёшься, дай, наконец, мне выпить вина.

Волков тоже пьёт, от вина, кажется, перестаёт ломить в груди, боль в левой руке тоже затихает. Они оба молчат.