Папа для двойняшек - Галлея Сандер-Лин (2020)

А на следующий день Тимур встретил Виолетту у студии. Она боялась, что он потребует у неё окончательного ответа, будет возмущаться, ругаться или ещё что-то, но президент выглядел необычайно серьёзно и сдержанно. Они некоторое время смотрели друг на друга, не зная, как начать разговор. Наконец Гаджиев решился нарушить молчание.

— Исходя из того, что мы узнали, предлагаю съездить к Алле и Степану, я уже обо всём договорился, — озадачил он. — Хочу в глаза этим сволочам посмотреть. И в зависимости от того, что увижу и услышу, буду решать, что с ними дальше делать. Ты как, со мной?

— С тобой, — неожиданно для себя самой решила Виола. — Я тоже хочу в глаза Алкины бесстыжие заглянуть, но к Стёпке ты уж сам, без меня.

— Такси возьмёшь? — приподнял бровь Гад. — Или таки соблаговолишь почтить своим присутствием моё авто?

Виолетта окинула взглядом бывшего гнобителя и ощутила только сожаление. Страх, обида и раздражение отошли на второй план и казались сейчас такими далёкими…

— Соблаговолю, мой напарник по несчастью, — ответила она и устроилась на пассажирском месте.

Ехали молча, но чем ближе подъезжали к месту назначения, тем сильнее проявлялась нервозность Гаджиева. Для его темперамента вообще чудо, что он не ругается на чём свет стоит и не стучит кулаками по рулю. Наверное, из последних сил сдерживается. Вон как губы закусывает и желваками играет…

— Тимур, ты ведь сможешь сдержаться, если что? — осторожно спросила она.

— Смогу! — ответил резко. — Смогу… — добавил уже мягче. — И знаешь что… Давай разделимся: ты к Алке сходи, а я к Степану. Потом расскажем друг другу.

— Давай.

В итоге Тимур остался ждать в машине, пока Виола вошла в мрачное здание, куда обычный человек по своей воле никогда зайти не захочет. Но Виолетту вело вперёд желание окончательно распрощаться с болезненными воспоминаниями, а для этого нужно было поставить последнюю точку.

Пройдя ряд необходимых формальностей (всё было очень быстро, потому что Тимур и правда организовал «зелёный коридор») Виола подошла к стеклянной перегородке, из-за которой на неё смотрела женщина, лишь отдалённо напоминавшая бывшую одноклассницу. Исхудавшее испитое лицо, синяки под глазами, впалые щёки… Алка была сама на себя не похожа, только злобный взгляд, вспыхнувший из-под редких бровей, напомнил прежнюю Семакину.

— Что, позлорадствовать пришла? — были её первые слова. — Ну злорадствуй, злорадствуй…

— Да нет, о выпускном поговорить…

Болотного цвета глаза стали ещё злее.

— Ха-ха, только сейчас дошло? Вы с Гаджиевым чуть не стали звёздами ютуба. Жаль, не вышло ничего. А так хотелось сбить с вас спесь, чтобы даже лиц своих от стыда поднять не могли, чтобы…

— Да нет, это мне тебя жаль… — перебила Виолетта, не желая слушать потоки грязи. — Видимо, горбатого только могила исправит… — и, окинув её снисходительным взглядом, направилась к выходу.

— Жаль? Жаль?! — донеслось в след. — Да в гробу я видала вас обоих! Вы чёртовы зарвавшиеся ботаны, которым начхать на всех остальных! Думаешь, мля, что ты действительно была самой красивой? Это Гаджиев проплатил, чтобы тебя выбрали, я точно знаю… Надо было вас обоих…

На этом месте захлопнулась дверь, отделив Виолу от потоков брани и нелепых домыслов. Потому что Виолетта точно знала: Тимур ничего не проплачивал, а Алла просто решила найти виноватых, это как раз в её стиле. Наверное, не надо было сюда приходить, глупо было даже предполагать, что Семакина может раскаяться, хотя теперь вопрос действительно можно считать закрытым. Как камень с души.

— Она ни о чём не жалеет, — ответила Виола на молчаливый вопрос президента, когда вернулась в машину.

— Кто бы сомневался… — барабанил он пальцами по рулю.

Потом они съездили к Степану, и теперь уже Виолетта ждала Гада. Он вернулся напряжённым, хлопнул дверцей машины и сказал:

— Они оба не выйдут с зоны, обещаю…