Вне подозрений - Сабин Дюран (2017)

Ее мобильный. Его я разобрала на части; батарея, корпус, сим-карта, да еще отбеливатель отправились в разные мусорные баки (спасибо жителям нашего района, тут постоянно кто-то что-то «переоборудует», и выбрасывать было куда). Для чемодана нашелся контейнер, чуть ли не доверху забитый габаритным строительным мусором – так что я была уверена, что уже на следующий день его отсюда вывезут. Цепочку я забрала домой. Зачем? Не знаю. Убийцы частенько прихватывают с собой какой-нибудь сувенир, я об этом читала. Видимо, я – не исключение. Но зато я ее надежно спрятала. Если постараться, в доме можно придумать добрую сотню потайных мест. И пусть желающие шерстят его хоть вдоль, хоть поперек! (Хвастовство? Возможно. Издержки работы, знаете ли.) Сначала таким местом оказался пакет замороженного горошка, чуть позже – задняя стенка выдвижного ящика в рабочем столе Филиппа. Мне нравилось представлять, как, закрывая этот ящик, муж каждый раз все сильнее деформирует цепочку своей любовницы. Но орбитрек – это лучшая из моих идей. Никаких отпечатков – перепрятывая сегодня святого Христофора в тренажер, я была в Мартиных резиновых перчатках; так что все решат, будто цепочку и медальон начисто протер сам Филипп. «Наутилус», создавший эти тренажеры, очень меня выручил. Именно такой тайник выбрал бы мужчина. И именно в такое место в первую очередь заглянет другой мужчина. Там улику будет проще найти. Ее и найдут – сегодня вечером или завтра утром.

Вдоль укрытой за кустами насыпи грохочет поезд. Вибрация от его движения пробегает вверх по моему позвоночнику, проникает под кожу.

…Когда я вернулась домой, выдернутая из толстовки завязка – орудие убийства – все еще была при мне. Я беспокойно теребила ее в пальцах, надеясь, что она растворится как-нибудь сама собой. Смыть в унитаз? В конце концов я, нещадно исколов себе трясущиеся, как у алкоголика, руки, вдела шнурок назад в толстовку: насадила его на безопасную булавку и осторожно, по чуть-чуть протолкнула внутрь отворота. Потом, отцепив булавку, тщательно растянула горловину. Р-р-раз – и кончики завязки исчезли в шве. «Отремонтированную» Филиппову толстовку и свои сегодняшние спортивные штаны я кинула в грязное белье. Моя собственная кофта, составлявшая комплект с этими штанами, отправилась туда еще накануне. Я была уверена, что уже к завтрашнему обеду Марта все выстирает и погладит. Рискованно, конечно, но стирать костюм раньше – еще рискованнее, вызовет подозрения.

Домой вернулся Филипп, лег в кровать. Я все время следила, чтобы наши тела не соприкасались. Мне стоило огромных трудов лежать смирно, не давать рукам и ногам – судорожно извиваться, губам – завыть в голос, а глазам – раскрыться. Дождавшись наконец приближения рассвета, я вытащила из корзины с грязным бельем свой спортивный костюм и толстовку Филиппа, оделась и выбежала из дома.

Шок от того, что я увидела ее снова – так и лежащую в лесу, где я ее бросила, – парализовал меня. Первобытная жестокость собственных поступков, их хладнокровная решительность, отвратительное зрелище ее мертвого тела… Я ощущала его физически, свой ужас. Кажется, какая-то моя часть надеялась, что девушки здесь не будет, что все это мне приснилось… дурная, тошнотворная фантазия – только и всего. Но вот она тут. Безжизненная. Не приснилось – я сделала это на самом деле. Босые ноги. Расстегнувшийся бюстгальтер – тот самый, что подарил ей Филипп, хотя тогда я этого еще не знала. Такая беззащитная… Я позабыла о том, что она была моей соперницей. Передо мной лежала просто девушка, почти девочка, чья-то дочь… И жизнь ее была зверски оборвана.