Вне подозрений - Сабин Дюран (2017)

Я оставляю пруд позади, перебегаю на центральную дорожку. С ограды свисает черный шарф – кашемировый? Или это блестящие капли дождя придают обычному трикотажу благородный вид? Из кустов торчит сломанный детский самокат. Частички чьих-то жизней… Брошенные… забытые… потерянные…

Глазами я выискиваю свой пропавший браслет. Это уже вошло в привычку.

Когда я расстроена, дышать намного тяжелее. Воздух с трудом находит дорогу к легким, цепляется за горло, путается в трахеях.

Кто-то из известных сказал – настоящее проклятие жизни состоит в том, что каждый находит себе оправдание.

Бег. Без него я бы с этим не справилась. Фальшивые улыбки, лицемерная бодрость, притворное семейное счастье – что угодно, лишь бы помогло… Может, пройдет?… Именинные чаепития. Обеды в пабах. Романтические свидания. И – бег. Бег помогал избавиться от гнева; вместе с пóтом выжимал жгучую боль, гнал ее прочь. Наверное, если бы я была откровенна, все сложилось бы по-другому… Если бы я с самого начала прижала Филиппа к стенке, устроила скандал… Но ложь и маскировка – это моя естественная реакция… самый главный опыт, вынесенный из детства. Долгие вечера за кухонным столом – жизненный цикл лягушки, причины Второй мировой войны – научили меня, не вставая с места, убегать прочь от царящей вокруг разгульной попойки. Житейские уроки матери-алкоголички. Улыбайся и продолжай в том же духе!

Я сворачиваю за угол. Мимо проносится еще один бегун, мелькают острые, как ножи, локти. На детской площадке катаются на качелях две девочки лет тринадцати, у обеих на ногах угги. Я останавливаюсь, упираюсь ладонями в колени. Сейчас… сейчас… вдооох… Похоже, сегодня побегать я все-таки не смогу. Не выходит у меня нормально бегать… А что у меня вообще выходит нормально? В висках пульсирует, в голове каша, сердце стучит с бешеным ритмом. Паника? Или мое тело решило мне изменить? Я прислоняюсь к забору, окружающему площадку. Постою немного… попробую отдышаться…

Неужели он и правда думал, что я не знала? Конечно, знала, еще как! Нет, не сразу… Не тогда, когда хоронила маму; когда в глазах темнело от горя и чувства вины… Недели две спустя. Боль чуть поутихла, стала притупляться… Вот тогда-то я и заподозрила. Мой муж – тайный донжуан? Ну-ну! И знаете, что выдало нашего великого любовника? Зевок! Был сентябрь. Мы с Милли в субботу уехали в Йовил привести в порядок мамину квартиру – «разгрести завал», как выразилась Робин. Филипп остался дома, и в воскресенье вечером я спросила у него по телефону, чем он там занимается, как проводит время.

– Я… э-э-э… – начал было он.

Потом замолчал, открыл рот и выдавил из себя зевок, длинный, неестественный… Тянул время.

– Немного покатался на велосипеде. Немного поработал.

Не помада на воротнике, нет. Не румянец стыда. И не длинный светлый волос. Филиппа подвела плохо разыгранная усталость.

Я стала ненавязчиво за ним наблюдать. Непредсказуемые перемены настроения – приступы безумной любви тут же сменялись замкнутостью и отстраненностью. Он куда-то исчезал в необычное время. Телефон перенаправлял все вызовы на автоответчик. Он странно пах. Не духами, нет – хотя это было бы романтично, – жареной едой и сохнущим на батарее бельем… Как-то в субботу я, вместо того чтобы поехать в Йовил, осталась дома. Филипп вдруг стал придираться к Милли, весь день она его раздражала. Кто-то ему позвонил, и он ушел разговаривать в сад. Потом долго возился с велосипедом и заявил, что ему нужны какие-то запчасти…

Девчонки на качелях посматривают на меня, встревоженные моим хриплым дыханием. Я выпрямляюсь, семеню дальше – ко входу в уже закрытое кафе.