Вне подозрений - Сабин Дюран (2017)

Филипп остается в спальне, а я сбегаю вниз, распахиваю дверь – и вот она, Милли! В шортах и сандалиях на босу ногу, порозовевшая от свежего деревенского воздуха, беготни по ферме и домашней еды. А за ее спиной – ненаглядная Робин, по-прежнему жизнерадостная и практичная, с «букетом» покрытого землей ревеня.

Мы обнимаемся и радостно визжим. Милли мячиком скачет вокруг нас, кривит мордашку при виде моей стрижки, а Робин пулей несется в туалет – иначе у нее сейчас лопнет мочевой пузырь! Ревень перекочевывает ко мне. Что с ним делать-то?

И тут на лестнице появляется Филипп с блестящими от воды щеками. Милли счастливо вопит, а он сбегает вниз, подхватывает ее на руки, кружит, целует, прижимает к себе, рыча, как довольный лев. Возвращается из туалета Робин, изрекает что-то про воссоединение семьи. И на какой-то миг я забываю о бедах и начинаю верить, что все будет хорошо.

Наш день… Мы запекаем цыпленка – для которого у Милли, до отвала наевшейся сосисок и картошки, не находится в животе места, – и играем в карты. Настоящий отпуск. Отправляемся на прогулку, и, пока Милли носится по площадке, Филипп сидит рядом со мной на скамейке – моя рука в его ладони, пальцы сплетены. Иммунитет от чужого любопытства и перешептываний. Никто из этих людей меня по-настоящему не знает. Думая иначе, они ошибаются. Когда ты больше не телезвезда, когда ты больше вообще никто, нужно потрудиться, чтобы завоевать чье-то расположение. Совсем скоро все будет позади, и тогда я займусь этим с удвоенным рвением.

Вернувшись домой, я нахожу в одной из невостребованных кулинарных книг рецепт пирога с ревенем и, когда он готов, мы втроем устраиваемся на диване, уплетая мой шедевр и наслаждаясь «Обителью Анубиса». Филипп мужественно борется со сном. Когда его голова склоняется на грудь, Милли шутливо его шлепает. Глаза у него слезятся, из носа течет. То ли весенняя аллергия, то ли синдром смены часовых поясов, то ли боль и горе. Он растворяется…

Звонит «Блэкберри», но муж даже не слышит. А может, не хочет слышать.

Мой телефон не умолкает. Родители Филиппа вернулись наконец из круиза и привезли с собой легенды про древний мир и современный водопровод. Можно навестить нас в эти выходные? Мы никуда не собираемся уезжать? Их головы забиты Спартой и Византией, а также новыми знакомыми – очень приятной парой из Уэст-Байфлита. Меня так и тянет рассказать им обо всем, что случилось за время их отсутствия, но я молчу. Пусть им поведает сосед… или кто-нибудь из друзей. Это не горит. Эсэмэски от Джека я даже не читаю и на его звонки не отвечаю. Мой автоответчик не выдерживает напора голосовых сообщений. Их поток напоминает бурную реку, которая уже не умещается в русле и выходит из берегов. Все вокруг обращается в жидкость…

В пять часов возвращается Робин – раскрасневшаяся, встрепанная. Небо потемнело, и тяжелые тучи гнались за ней всю дорогу от вокзала.

– Ты прямо аллегория здоровья и плодородия! – восхищаюсь я.

– Мы, туземцы, все такие! – подмигивает она. – Врач сказал, что у меня все тип-топ!

Робин жадно проглатывает чай и кусок пирога, но поездка ее явно вымотала, грýди лопаются от молока, и единственное, о чем она мечтает, – это поскорее добраться до своего малыша.

– Ну а вы, юная леди? – обращается она к Милли. – Уверены, что хотите уехать вместе со мной?

– Я хочу остаться с мамой и папой! Но и на день рождения к Роксане тоже хочу!

– Мы приедем в выходные и тебя заберем, – обещаю я.

Робин поднимается:

– Ну что, мы едем или нет?

Я несу Милли к машине. Она обхватывает меня горячими руками за шею, обвивает талию ногами, прижимается всем своим маленьким, крепким телом. Усаживаю ее в автомобиль, пристегиваю и целую – лоб, подбородок, щеки. Следом за мной, тоже с поцелуями, прощается Филипп.

Мы машем им вслед, потом я одна бегу за машиной вдоль улицы, кричу:

– Через два дня увидимся!