Много званых - Алексей Иванов (2016)

– Баран, баран, баран рогами бам! – Петька забарабанил. – Баран, баран, баран рогами бам! Баран, баран, баран рогами бам!

– Молодец, Ремезов! – ободрился Кузьмичёв. – Всем учить «барана»! Ремезов, сочиняй слова к артикулу два, команда «общий сбор».

Кузьмичёв, требовательно глядя на Петьку, отстучал артикул. Петька морщил лоб и шевелил губами, подбирая слова.

– На дороге прах, за оврагом гром! – крикнул он и грянул по барабану: – На дороге прах, за оврагом гром! На дороге прах, за оврагом гром!

– Артикул пять, «шагом марш», – предложил Кузьмичёв, увлекаясь, и отбарабанил новую команду.

Петька оценил это как вызов, на который надо ответить с блеском.

– За амбаром бороду выдрал Дорофей! За амбаром бороду выдрал Дорофей! – прогрохотал он на барабане.

– Артикул один, «огонь».

– Боровок продрог! Боровок продрог!

– Артикул семь, «тревога».

– Город береги, Илья-пророк! Город береги, Илья- пророк!

Кузьмичёв улыбался, рекруты ржали, а Петька сиял от собственной лихости и находчивости. И вдруг чьи-то крепкие пальцы вцепились ему в ухо и выкрутили так, что Петька взвыл.

– Ах ты стрекотун! – рявкнул Семён Ульянович, возникший неизвестно откуда. – Ванька проклятый тебя сманил? Я этому пустоплёту его артикулы поленом выколочу! Он у меня башкой в помойну лохань будет барабанить! Ну-ка живо клади казённую погремушку, идём домой!

Семён Ульянович потащил Петьку на глазах у рекрутов и Кузьмичёва.

Два дня Ваня Демарин ночевал в гарнизонных избах, пережидая гнев Семёна Ульяновича и Ефимьи Митрофановны. Он бы и вовсе не пошёл к Ремезовым, где его тиранил склочный старик, приискал бы себе какое-либо другое жильё, но как тогда видеть Машу? Ваня уже привык думать о ней и представлять, какое впечатление он производит. Он не хотел разочаровать Машу, ведь уйти от Ремезовых – значит признать, что Ульяныч его одолел.

А Маша тоже скучала без Вани. С ним весело, как со щенком, который воображает себя страшной собакой. Не на аркане же Ванька затащил Петьку в свою армию. Петька-то вон как дуется на батюшку, который при всех осрамил его, и ни с кем не разговаривает, даже с Леонтием. Просто батюшка слишком сильно трясся над Петькой, вот и хватил через край. Потихоньку Маша уломала матушку простить Ваньку, а Митрофановна взялась за мужа.

– Ладно, пусть Ванька приходит, не убью, – буркнул Ремезов Маше.

Маша отправилась за Ваней. Она встретила его на Драгунском подворье, по-новому – в Воинском присутствии.

– Возвращайся, Вань, – сказала Маша. – Они поутихли.

Но Ване стало стыдно, что его выручает девчонка, будто он в чём-то виноват и боится старика, так как не может сам за себя постоять.

– Я в вашем заступничестве не нуждаюсь, Марья Семёновна.

Маша хотела рассердиться, но не получилось. Батюшка – неистовый, а Ванька – глупый и строптивый. Батюшку с Ванькой она вроде примирила, теперь надо Ваньку с батюшкой примирить. Здорово, когда они сражаются, но нельзя, чтобы в пух и прах. А они оба как два упрямых быка.

– Пойдём прогуляемся, – уклончиво предложила Маша.

Близкое зимнее небо над Тобольском рыхло залепили облака, серые, сизые и жемчужные; извилистые вмятины между ними светились немощной желтизной; солнце мягко лучилось, словно откуда-то из ямы. За постройками и крышами Воеводского двора отовсюду был виден ряд недостроенных башен кремля: могучие приземистые кирпичные трубы и кубы с небрежными временными кровлями. Маша повела Ваню от Драгунского подворья к Прямскому взвозу, от него – на Софийскую площадь, потом – к кремлю.

– Это батюшка возводил, – как бы ненароком говорила Маша, указывая Ване на Приказную палату, на столпную церковь, на взвозную башню, на Гостиный двор. – И это тоже он. И это. А сейчас он кремль делает.