После меня - Линда Грин (2018)

– Я изменила пароль, но эта публикация все еще там. Куча народу поместила свои комментарии, а у меня это сделать не получается. Программа мне этого не позволяет?

– Может, там какой-нибудь вирус или что-то в этом роде?

– А ты уверена, что не можешь этого видеть?

– Абсолютно.

– Я не понимаю, как такое вообще может быть.

– Это, наверное, шалит какой-нибудь тринадцатилетний хакер, которому надоело делать домашнюю работу по математике и который решил поразвлечься такими вот пакостями.

Я вздыхаю и качаю головой:

– И что, по-твоему, мне теперь следует делать?

– Просканируй на вирусы. Это, наверное, поможет. Кстати, если этого не может видеть никто, кроме тебя, то тогда, получается, никакого вреда нет?

– Но ведь люди начали писать комментарии – значит, они это видят? Что, если они подумают, будто я и в самом деле мертва?

– Ну, Адриан первым делом наверняка прислал бы какое-нибудь сообщение мне…

– Думаю, да. Адриан – милашка. Меня вообще-то тронуло за душу, что он написал такой грустный комментарий. Хотя мне понятно, что это очень глупо… Но все то, что люди написали в своих комментариях, – продолжаю я, – весьма похоже на то, что они и в самом деле написали бы.

– Ну, никто не стал бы писать, что он рад тому, что ты откинула коньки, разве не так? В тех случаях, когда кто-то умирает, все всегда говорят и пишут примерно одно и то же.

– Адриан назвал меня в своем комментарии «конфеткой». Как кто-то мог узнать, что он и в самом деле меня так называет?

– Может, потому, что он вообще всех в «Фейсбуке» называет конфеткой? Наверное, существует какой-то алгоритм, который позволяет определить, какие слова люди используют чаще всего.

– А может, ты была права насчет Нины, а? Может, она действительно имеет к этому какое-то отношение?

– Причина для этого у нее, наверное, есть, но я не уверена, что она достаточно умна и образованна для подобных дел.

– Но кто же еще тогда может желать мне зла, а?

– Никто не желает тебе зла, Джесс.

– А Каллум?

– У него тоже явно не семь пядей во лбу.

– Почему ты мне в то время об этом не говорила?

– Потому что ты не стала бы меня слушать. Как бы там ни было, почему бы тебе не поговорить с Ниной утром и не послушать, что она тебе скажет? И перестань переживать. Ты ведь очень даже жива. Хорошо?

– Да.

На другом конце линии воцарилась тишина. И у меня возникло ощущение, что я знаю, что Сейди скажет дальше.

– С тобой все в порядке, да? Я имею в виду, что ты сказала бы, если бы…

– У меня все прекрасно.

– И ты сказала бы мне, если бы это было не так?

– Ты и сама знаешь, что сказала бы.

– Хорошо. А сейчас выключи свой телефон, просканируй свой лэптоп на вирусы, удали все, что будет выявлено, – и тогда я буду готова поспорить, что, когда ты заглянешь туда утром, там ничего не будет.

– Хорошо. Спасибо. Увидимся завтра.

Я откладываю телефон в сторону и открываю свой лэптоп. Возможно, в нем я ничего такого и не увижу. Возможно, такие фокусы – только в моем телефоне. Я щелкаю на иконке «Фейсбука» и просматриваю подряд все публикации за последнюю пару часов. Ничего. Ту фотографию я здесь не нахожу. Я щелкаю на своей «Хронике», чтобы перепроверить. И сразу же появляется публикация Сейди. Ниже уже целая куча комментариев. Люди спрашивают, что случилось. Публикации в моей «Хронике» стали размещать и другие люди: Жюль, вместе с которым я училась в колледже, Тарик, вместе с которым я работаю, парочка маминых друзей… Все они пишут одно и то же: что они шокированы, что они не могут поверить, что меня больше нет, и что это слишком много горя для одной семьи.