Только между нами - Алайна Салах

Слёзы всё продолжают течь. Если я не плакала полтора года, это не значит, что их не было. Они копились и наконец увидели свет. Я по-прежнему не умею говорить так, как Матвей: отчаянно и бесхитростно сыпать комплиментами. Но губы сами шевелятся, выталкивая наружу торопливую бессвязность:

— У меня никого… Никого… Совсем никого.

Совсем. Два года я никого к себе не подпускала, даже когда принимала решение пробовать. Потому что привыкший к солнцу не согласится на безжизненный свет ламп. Потому что Матвей показал мне так много, отдал столько тепла, что не сравнивать было невозможно. Невыносимо сидеть напротив другого мужчины и знать, что с ним точно не будет так. Матвей тоже всё у меня забрал. В Питер я приехала выпотрошенной оболочкой.

Моё плечо задевает угол стены, его ладонь сдавливает живот и, спустившись, дёргает пуговицу на джинсах. Рубашка Матвея расстёгнута мной до конца, и теперь я отчаянно сражаюсь за его брюки. Приходится прекратить, когда он тянет вверх мой свитер. Кадры будущего щёлкают перед глазами: его голое тело на мне, губы целуют губы. «Скорее, скорее», — требовательно ноет внутри. Это говорит не возбуждение, это совсем другое. Жаром полыхают кожа и кровь, его близостью наэлектризована каждая клетка. Описать мою бурю словами — это будет плоско, банально. В ней столько оттенков и цветов, и каждый максимально сочный.

Приходится открыть глаза, потому что Матвей перестаёт меня целовать. Его грудь ходит ходуном, расширенные зрачки зафиксированы на моей шее.

Я не сразу осознаю, что стало объектом его внимания. Понимаю, когда пальцы, задев ключицу, оттягивают цепочку. Я так свыклась с этой вещью, что стала забывать.

— Ты носила? — глухо и растерянно спрашивает он. Его взгляд быстро перебегает с моего лица на обручальное кольцо, будто Матвей действительно не верит в увиденное.

Я носила не снимая. Это кольцо, вручённое мне с таким отчаянием и безысходностью, стало моим талисманом. Оно заключило в себе часть его света и, когда становилось особенно холодно, согревало меня. Самая ценная вещь в моей жизни, на которую лучший человек в этом мире потратил всё, что имел.

— Выходит, ты тоже не всегда угадываешь, — пытаюсь улыбнуться я, усилием воли удерживая в горле истеричное бульканье.

Грудную клетку больно сдавливает от того, как сильно Матвей меня к себе прижимает, дыхание обрывается от отчаянного поцелуя. Мы зашли на новый круг. Я только что открыла дверь, а Матвей только что вошёл, и у нас есть всего несколько секунд, чтобы залатать пробел в два года.

— Я тебя люблю… Я очень сильно тебя люблю… Думал, сдохну, когда ты в машину садилась.

В лёгких так много воздуха, что нужные слова проваливаются, не сразу выбираясь наружу. Но я помню, знаю, что говорить надо прямо здесь и сейчас, потому что жизнь в любую минуту может тебя сломать и второго шанса не представится.

— Я тебя люблю. Ты самое… А у меня никого… никого…

Спальня со слабым запахом жасмина, каким-то образом не выветрившимся за два года моего отсутствия, под спиной с хрустом пружинит кровать.

Красиво не получается. Я стаскиваю с Матвея брюки, от нетерпения оставляя царапины на пояснице и ягодицах, он грубыми рывками стягивает с меня джинсы. В этот момент я их проклинаю. Они застревают на коленях, цепляются за щиколотки. А нам обоим нужно быстрее. Жизненно необходимо.

Заледеневшая корка внутри окончательно трескается, когда меня придавливает его тело. Столько тепла и столько запаха. Именно в этот момент нытьё в груди пропадает, освобождая место для яркой вспышки счастья, которая в следующий момент приобретает новый оттенок. Распахнув глаза, я принимаю отчаянный толчок внутри себя. Опять слёзы. Мы снова занимаемся сексом.