Только между нами - Алайна Салах

Лицо Матвея становится напряжённым. Он будто не знает, как поступить. В груди дёргает, крутит. Он не может так. Манеры подсказывают ему, что меня нужно проводить.

— Всё в порядке, — как можно расслабленнее улыбаюсь я. — Поезжайте.

Матвей продолжает стоять на месте. На лице Веры мелькают недоумение и растерянность. Она переводит взгляд с него на меня, непонимающе моргает.

— Ну и где ты тут гулять собралась? — подаёт голос Голдобин, закончивший телефонный разговор. — Небезопасно. Пойдём, довезу тебя. Вместе прогуляемся.

Невидимая нить, неожиданно натянувшаяся между мной и Матвеем, исчезает. Всё правильно. Голдобин молодец, что предложил. Ни к чему добавлять себе мучений.

А у эмоций, оказывается, совсем нет возраста. Когда они тебя забирают, становится плевать на всё. Правда, потом на помощь приходят мозги, и всё встаёт на свои места. Но на мгновение мне очень хотелось… Так сильно хотелось чуда.

Оторвав взгляд от застывшего лица Матвея, я поворачиваюсь к Голдобину:

— Спасибо, Сергей Витальевич. — И шутливо уточняю: — Спорить, так понимаю, бесполезно?

— Бесполезно конечно, — в тон мне отвечает он. — Садись в машину давай.

Я иду к БМВ, обняв себя за плечи. Кашемировый свитер не спасает: тело колотит озноб. Перед тем как опуститься в салон, я не выдерживаю — оборачиваюсь. Матвей помогает Вере садиться в такси, придерживая дверь. Может быть, они живут вместе. Почему нет? В их возрасте это нормально.

Словно почувствовав мой взгляд, Матвей тоже оборачивается. Я не собираюсь прятать глаза. Не сейчас. Перед лицом финального расставания любая фальшь ощущается лишней.

«Пока», — выговариваю беззвучно и делаю самое сложное: улыбаюсь ему глазами, вкладывая в них всю свою искренность. Пусть у тебя всё будет хорошо.

Ответа не получаю, потому что Леонид, бессменный водитель Голдобина, закрывает за мной дверь. Я прикладываю ладонь к груди, пытаясь притушить мучительное клокотание, и снова улыбаюсь — теперь только ртом — едва рядом опускается Сергей Витальевич.

— На Зубовский, Лёня, — негромко распоряжается он и приподнимает брови: — Ты же не переехала?

— Нет. — Я откашливаюсь, потому что в горле встал ком. Такси Матвея и Веры в эту секунду трогается с места. — Нет, я всё там же.

* * *

— Катерина сейчас в Испании с внуком нянчится, — рассказывает Сергей Витальевич, пока мы делаем второй неспешный круг вдоль моего дома. Гуляем, как он и обещал. — У зятя сборы, и Настя, чтобы в четырёх стенах не чахнуть, решила махнуть к морю. У нас же там дача, если помнишь. У Саши ещё аллергия началась, вот и решили иммунитет поднять.

— Взрослая совсем стала дочка, да? Я помню, как она школу заканчивала.

— Не говори. Время так быстро летит. И чем старше становишься, тем быстрее.

Повисает молчание. Но оно не тягостное, а живое, правильное. Оно нужно для того, чтобы прочувствовать сказанное.

— Сергей Витальевич. — Дождавшись, когда Голдобин на меня посмотрит, я озвучиваю то, что давно хотела: — Знаю, что тогда своим уходом я сделала вам больно, и хотела сказать…

Голдобин морщится и поднимает руку, призывая меня остановиться.

— Лишнее, Стелла. Я с годами тоже многое пересмотрел. Иначе не ходили бы мы тут с тобой.

— Я помню ваши принципы и ваше отношение…

— Я ведь тоже бываю не прав. Людей нельзя держать на привязи. Не вещи же. Сам недавно понял — когда дочь замуж выдал и в Детройт отправил. Тяжело было очень. Ну ты меня знаешь же. Предпочитаю, чтобы свои были рядом, а тут такое… Видишь, как бывает. Умный-умный, а только в пятьдесят семь осенило, что любовь — это в том числе умение отпускать.

Проглотив очередной ком в горле, я киваю.

— Да. Я знаю.

— Ну что, вот подъезд твой, если память не подводит? — Голдобин кивает на оштукатуренный фасад дома. — Вылет в половине седьмого, ты говорила?