Дом голосов - Донато Карризи (2021)

Идентичность формируется у человека в первые годы жизни. Имя — не просто ее часть, это ее стержень. Оно становится магнитом, к которому притягиваются все особенности, определяющие нас и делающие в каком-то смысле уникальными. Включая внешний вид, особые приметы, вкусы, нрав, достоинства и недостатки. В свою очередь, идентичность лежит в основе того, что мы называем индивидуальностью, определяет ее. если трансформировать первую, вторая рискует деградировать во что-то опасно неопределенное.

Перемена имени, даже единожды в жизни, дестабилизирует человека, наносит серьезный урон самооценке. Поэтому до чрезвычайности усложнена законная процедура смены идентичности. Кто знает, к каким последствиям для Ханны Холл привел процесс непрерывной метаморфозы.

Я — Белоснежка, Аврора, Золушка, Златовласка, Шахерезада… Какая девочка в целом свете может похвастаться, что всегда была принцессой?

Мысленно вслушиваясь снова в голос пациентки, Джербер открыл керамическую банку, где Сильвия держала печенье, сунул туда руку, вытащил шоколадное. Рассеянно откусил кусочек.

— Ханна упорно твердила, что у нее была счастливая семья, — заметил он, открывая холодильник и высматривая молоко.

— Думаете, она говорит неправду?

Джерберу пришел на ум Эмильян, мальчик-призрак.

— Одновременно с этим случаем я рассматриваю другой, шестилетнего белоруса, который утверждает, будто приемные родители устроили что-то вроде оргии и в ней принимали участие также бабушка с дедушкой и священник… Говорит, будто на них были маски животных: кот, овца, свинья, филин и волк, — скрупулезно перечислил психолог. — Суд поручил мне установить, не лжет ли мальчик, но проблема не сводится только к этому… Для ребенка семья — самое надежное место в мире или самое опасное: каждый детский психолог это прекрасно знает. Вот только ребенок не умеет отличать одно от другого.

Уолкер призадумалась на мгновение.

— По-вашему, маленькая Ханна не была в безопасности?

— Все дело в правилах, — отвечал Пьетро. — Ханна процитировала мне два: «Чужие опасны» и «Никогда не называть чужим свое имя».

— Наверное, чтобы понять, какие это правила и сколько их, а главное, для чего они служили, вы должны сначала углубиться в само понятие «чужие», — подсказала Уолкер.

— Да, правда, я тоже так думаю.

— Что-то еще?

— Адо, — отозвался психолог.

Он порылся в кармане пижамной куртки, куда положил листок из блокнота с записью, которую сделала женщина.

АДО.

— Ханна попросила у меня бумагу и ручку, чтобы записать имя. Я задавался вопросом, зачем ей это так срочно понадобилось.

— И как вы это себе объяснили?

— Может быть, она просто хотела привлечь мое внимание.

Уолкер обдумала информацию, потом спросила:

— Вы ведь ведете запись ваших сеансов с детьми?

— Да, — признал Джербер. — Я храню видеозаписи всех встреч.

Возможно, и коллега делала то же самое с субъектами, которых подвергала лечению. Тут он должен был бы рассказать историю с Ишио, как ему показалось, будто он разглядел имя кузена на листке, который вручил пациентке, но не хотелось, чтобы создалось впечатление, будто Ханна Холл умудрилась что-то ему внушить. Так что он заключил:

— И потом, я думаю, что Ханна намеренно бросила листок в мусорную корзину, чтобы я его нашел.

Такой вывод поразил Уолкер.

— Продолжайте записывать все ваши сеансы с Ханной, — порекомендовала она.

— Разумеется, не беспокойтесь, — заверил он, даже слегка улыбнувшись.

— Я серьезно, — настаивала коллега. — Я старше вас и знаю, о чем говорю.

— Доверьтесь мне.

— Простите, я иногда слишком ревностно опекаю более молодых коллег. — Но по голосу было понятно, что она по-настоящему озабочена, хотя причину такого беспокойства пока не хочет объяснить.

— Наверное, было бы полезно, если бы вы прислали мне видеозапись первого сеанса гипноза, который был проведен для Ханны в Аделаиде.