Найти и потерять себя - Натан Файлер (2020)

Сейчас такого не происходит. Последовательное государственное сокращение финансирования означает, что сегодня людям необходимо быть в куда более плачевном положении, чтобы им предложили койку в больнице. Еще одно последствие – людей выписывают из больниц гораздо раньше, часто – до завершения значимого восстановления[112]. Давление на больницу в плане скоростей оборота пациентов так высоко, что часто просто нет времени на то, чтобы подождать и посмотреть. «Если тебе нужно поскорее выписывать пациентов, то что ты можешь сделать? – вопрошает доктор Джоанна Монкриф. – Приходится кормить людей лекарствами через “не могу”. Это единственный вариант. Так и происходит».

Подобные физические ограничения подкрепляются теориями о том, что чем дольше не лечить (медикаментами) «психоз», тем хуже может быть исход.

Отчасти за этим утверждением стоят отсылки к дискредитированному взгляду на шизофрению как на дегенеративную болезнь мозга. Эта теория пользуется доказательствами в виде МРТ-снимков, на которых видно, что живущие много лет с диагнозом «шизофрения» люди страдают от сокращения объема коры головного мозга (буквально от уменьшения количества серого вещества). Из этого заключают, что шизофрения вызывает прогрессирующую атрофию мозга.

Но конечно же, люди, снимки мозга которых здесь изучались, не только были диагностированными шизофрениками, они еще и по многу лет принимали антипсихотические препараты.

Один из самых противоречивых и горько-ироничных фактов, о которых мы говорили в этой книге, заключается в том, что теперь мы знаем (отчасти благодаря исследованиям на приматах, где макакам на протяжении долгого времени давали антипсихотики как первого, так и второго поколения), что сокращение тканей мозга – это следствие не шизофрении, а лекарственных средств, которыми мы ее лечим[113].

Несмотря на эти опасения, убеждение, что прогноз становится тем хуже, чем дольше психоз не лечить, стало движущей силой в основании «Центров раннего вмешательства при психозе» в Америке, Канаде, Австралии и большей части Европы с начала века[114]. В Великобритании это убеждение также сформировало направление клинических практик (известное как рекомендации NICE[42]), которое настаивает на том, чтобы взрослые люди с первым психическим эпизодом начинали раннее лечение (в течение двух недель после обращения)[115].

Позвольте пояснить, я не собираюсь критиковать эти рекомендации. Если бы кто-то из моих родных терял связь с реальностью, я бы хотел, чтобы у них была возможность посетить специалиста как можно раньше, потому что я, без сомнения, был бы напуган до чертиков.

Из личного опыта общения с командами «раннего вмешательства» я также знаю, что они не следуют принципу «в любой непонятной ситуации – тянись к медицинскому шкафчику». Напротив, лечение, которое они предлагают, включает растущее количество разговорных терапий. Но все же нужно сказать, что эти команды работают под большим давлением. Они обязаны назначить пациентам лечение в как можно более сжатые сроки, а самый быстрый и простой способ это сделать – выписать рецепт.

«Затем есть еще этот неподтвержденный консенсус о том, что люди должны продолжать принимать препараты, чтобы избежать рецидива, – продолжает Монкриф. – Хотя если вы посмотрите на испытания антипсихотиков, то там даже нет четкого определения понятия “рецидив”. Чаще всего они смотрят на довольно небольшое увеличение интенсивности проявлений психотической симптоматики, которое логичнее было бы обозначить как “незначительное колебание симптомов”. Критически важно понять, не повышаем ли мы вероятность рецидива, назначая медикаменты на длительный период времени. И я думаю, что вполне вероятен сценарий, в котором мы усложняем жизнь людям, которые без химического вмешательства пережили бы всего несколько психотических эпизодов».