Никто не умрет - Шамиль Идиатуллин (2013)

Убырлы ховаются неподалеку. Я примерно представлял где, но мог и ошибаться — тем более что ни Михалыч, ни остальные пацаны, прочесавшие тракт и парковую зону, никого не нашли. Мне бы самому, но вспугну ведь. В любом случае убырлы могли и попозже подтянуться, к назначенному часу. Вот в этот час мы всех и перехватим. Тем более что это я и час, и место гадам указал: закат солнца, это примерно восемь вечера, приемный бокс роддома и приемное отделение второго корпуса, откуда галерея к роддому ведет. Все как в игре, которую убырлы вчера гоняли. Понять бы еще, кто им модель подогнал и как такое возможно, — но это потом. И поймем, и найдем. А пока надо знать, что они сыграны и это плохо, зато нюх у них гамерством сбит. Кир, Ренат и прочие убырлы привыкли, что смерти нет. Что если тебя вырубили, ты тут же воскресаешь и возвращаешься в игру с точки сохранения. Этому виртуал и учит — красиво бегать, сыгрываться и умирать с уверенностью, что сейчас воскреснешь. Только воскреснуть нельзя. Стало быть, игра учит умирать. И не очень важно, красиво это или нет. Если умираешь впустую, какая тут красота.

Никто не умрет. Это же Кир, это Ренат, это Полинка с Гульназкой, и остальные тоже наши. Они просто больные, на фиг.

Придется лечить.

— Босенков, ты здесь останешься, — велел Сырыч.

Леха разнылся, поймал взгляд Михалыча и засопел, рассовывая спицы по рукавам. Не помешают. Здесь место не хуже других. Михалыч перевел глаза на меня и вдруг попросил:

— Наиль, ты тем более не иди.

— А можно разве? — удивился я, проверяя ножны и спицы.

— Тебе можно.

— Не, Сергей Михалыч. Мне нельзя. У меня здесь мамка с папкой и дед.

— Не здесь же, ты говорил, — протянул Михалыч, заозиравшись.

— Здесь, — повторил я и ткнул пальцем под ноги. — Вот здесь.

Я нешироко повел рукой вокруг, кивнул и завозился с ножнами. Непривычно левой рукой все делать.

— Тебе бы на выборах выступать, — сказал Михалыч с уважением.

— Я уже выбрал. Пять минут, ладно?

Я отошел в противоположный угол вестибюля, присел на топчан, понаблюдал немножко и сурово сказал:

— Диль, ну не драконь ты его, разорется же сейчас, выгонят всех.

Выгонять нас было некому, но педагогический долг сильнее здравого смысла.

— А я ей что говорю, — горячо поддержала däw äni. — Совсем не слушается, мучает животное.

— Ему нравится, — отрезала Дилька, запустила пальцы в ранец и захихикала. Кот, видимо, грыз или игрался.

На более существенную роль он, кажется, претендовать не собирался. С учетом уже сыгранных ролей это, может, и к лучшему. Пусть жрет, спит да с Дилькой играет. Не отвлекаясь ни на грядущие битвы, ни на домашних паразитов. Еще одно доказательство, кстати, того, что не так страшны паразиты, которые живут у нас в квартире. Вернемся — окончательно им хвосты закрутим.

Когда безопасно будет возвращаться. Потому что домой можно приходить, лишь когда угрозы не осталось. «Чик-чирик, я в домике» даже в детсадике не работает, а в жизни тем более, я уже убедился. Ты в домике? Зашибись, вот с домиком вместе тебя и спалим.

Когда мы заехали ненадолго домой за ножом и спицами, кот наотрез отказался оставаться один. Загораживал выход, орал и лез драться. Пришлось взять с собой. В автобус и тем более в больницу черное жуткое животное никто не пустил бы. Поэтому я выпотрошил Дилькин ранец, уложил туда зайца, который тоже явно не хотел остаться один, а сверху поставил кота. Он пристально посмотрел на меня, потоптался по зайцу и рядом, попробовал повертеться, буркнул что-то и лег мордой на зайцево пузо. И с тех пор спокойно лежал, ничем себя не выдавая.

Когда däw äni с Дилькой приперлись в РКБ и скандал по этому поводу завершился моим унизительным поражением, я отвлекся на ранец, прислушался, испугался безнадежной тишины и приоткрыл крышку. Кот утомленно разжмурил один глаз и махнул на меня когтями — закрывай, типа, не видишь, спят тут.