Мой персональный миллионер - Ирина Шайлина (2020)

— Соня, ты должна поспать, — раздался из-за стенки голос. Я понял, что наши ванные имеют общую стену, прислушался. — Уже два часа ночи, ребёнок. Мама сейчас упадёт и больше не встанет. Сатана, б***ть, я чуть ребёнка не уронила!

Из этого монолога я сделал два вывода: во-первых, ребёнок — девочка, Сонь мальчиков я ещё не встречал. Во-вторых, животное зовут Сатаной. Что же, имя ему подходит. Мне упрямо не спалось, и я сидел на машинке час. Кофе уже остыл, я выплеснул его в ванную, прислонился к стене и слушал, как она ходит. Поёт. Говорит что-то ребёнку, а тот ворчит в ответ. Потом все стихло, наверное, и Сатана, и ребёнок уснули. Я вернулся в постель. Соседи сверху уже финишировали, и я смог уснуть.

На следующий день я долго стоял у подъезда и курил. Специально долго — на работу не хотелось впервые за долгие годы. Я привык быть винтиком в слаженном механизме офиса. От меня все зависело. А теперь я на неопределённое время просто аппендикс. На задворках сознания плавала мысль — может, соседка выйдет? Например, чтобы отвести ребёнка в сад. Принимают туда такую мелочь? Или просто за молоком. Выйдет — и с ней непременно что-то случится. Обязательно. А я ей помогу. И тогда она, может, перестанет убивать меня взглядом невесть за что, а может, даже улыбнётся. И спасибо даже скажет. Ха-ха!

Я накаркал — соседка и правда вышла. На меня старалась не смотреть, а у меня ещё две трети сигареты, постою. И только сейчас заметил, что у пандуса стоит уже другой автомобиль — с парковкой и правда здесь проблема. Соседка вздохнула, и все также, не замечая меня в упор, потолкала коляску по ступеням вниз. Она подпрыгивала, и ребёнок, на удивление молчащий — может, умер? — наверняка подпрыгивал тоже. Я затянулся — сигарета дотлевала, можно уходить, концерт окончен. И тут в коляске что-то хрустнуло, колесо отвалилось и покатилось в мою сторону. На мгновение я растерялся, глядя, как пластиковый кругляш прыгает по ступеням. Коляска тем временем накренилась, соседка вскрикнула, оступилась, я очнулся и бросился вперёд.

Коляска оказалась тяжелой. Я подхватил её, спустил и поставил на асфальт. Девушка бросилась к ней, чуть прихрамывая. Ребенок, наконец, разорался, стало быть, жив. Соседка тем временем откинула шторку и взяла его на руки. Так я впервые увидел ЭТО. Интенсивно розовое, яростное. Я бы на его месте тоже гневался — чуть не угробили на лестнице. Пока мать пыталась успокоить дочь, я приладил колесо на место. Болт, удерживающий его на месте, открутился. Я прикрутил его пальцами, как сумел. Конечно, ключи бы, но у меня их даже в машине нет. Проверил и остальные колеса — везде болты подтянул. Не хватало ещё, чтобы она угробила младенца, все равно виноватым окажусь я. Просто потому, что живу по соседству.

Я закрутил последнее колесо и выпрямился. Руки испачкались. Господи! Я превращаюсь в пролетария. Скоро выходные буду проводить с бутылкой пива в гараже, разбирая и снова собирая машину просто от того, что делать нечего.

— Спасибо, — вдруг сказала она. — Большое.

И ушла, толкая коляску и держа ребёнка в одной руке. Его она прижимала к груди, и мне казалось, что малышка смотрит на меня через мамино плечо. Глюки. Я уехал на работу развозить бумажки из одного места в другое. Периодически думал о соседке, и это меня напрягало. Я не мог вспомнить, когда у меня последний раз была женщина. После развода я ушёл в загул. А потом? Даже не помню. Видимо, все дело в этом. У меня было много знакомых девушек, которых я мог бы пригласить на ночь, но все мы вращались в одном кругу, и пригласи я их в съемную квартиру, меня бы долго преследовали сплетни, чего я очень не любил. Я позвонил Анжеле — Лизкиной подруге. Она и не в такую глушь приедет, чтобы Лизе напакостить.