Кровь Люцифера - Джим Чайковски, Ребекка Кантрелл (2015)

На дальней стороне зала показалось несколько фигур. Священники-сангвинисты, одетые в черное, вошли в помещение, неся с собой сосуды с вином и серебряные чаши, и уставились на Затворников, приоткрыв рты от удивления. Подобное хоровое пение явно было чем-то необычным.

Лазарь отпустил плечо Эрин, напоследок еще раз ободряюще сжав пальцы. Женщина поняла: Лазарь и остальные Затворники защищали ее. Их пение должно было заглушить стук ее сердца. Грейнджер стояла недвижно, надеясь, что эта уловка сработает.

Молодые священники приступили к своим обязанностям, поднося чаши к губам Затворников — но губы эти не касались вина, и пение не смолкало ни на миг. Сангвинисты обменялись встревоженными взглядами, в которых явно читалось замешательство. Потом попытались снова, но так же безрезультатно. Глубокие сильные голоса только зазвучали громче.

В конце концов священники сдались и ушли прочь, покинув зал. Эрин услышала, как заскрежетала, затворяясь, дверь в дальнем конце коридора — и только тогда гимн умолк.

Лазарь повел ее в освещенный факелами зал. Затворники вновь замерли в своих нишах, немые и недвижные. Эрин и Лазарь шли к выходу. Она повернулась к своему проводнику и протестующе произнесла:

— Но я же ничего не узнала! Я не знаю даже, как найти Люцифера, не говоря уже о том, как восстановить его кандалы!

Лазарь ответил отстраненным тоном, словно беседовал не с нею, а сам с собою:

— Когда Люцифер предстанет пред тобою, сердце твое поведет тебя верным путем. Ты должна исполнить завет.

— И как же мне найти его? — спросила Эрин. — И о каком завете ты говоришь? О пророчестве из Кровавого Евангелия?

— Ты знаешь все, что можешь знать, — отозвался он, и голос его был еще более далеким. — Путь будет открыт, и ты проследуешь по нему.

Эрин хотела вытрясти из него побольше ответов, даже повернулась и сделала шаг к нему. Вопросы теснились у нее в голове, но она задала вслух только один, самый важный:

— Получится ли у нас?

Лазарь закрыл глаза и ничего не ответил.

Глава 5

17 марта, 17 часов 21 минута

по центральноевропейскому времени

Рим, Италия

«Я должен освободиться...

»Сознание Леопольда тонуло в море черного дыма. Будучи сангвинистом, он привык к боли — вечному жжению серебряного креста на груди, резкой боли от освященного вина, льющегося в горло, — но эта боль была ничтожной по сравнению с теперешними мучениями.

Погруженный в темный дымный колодец, он потерял себя и не чувствовал окружающего мира. Эта черная пелена отняла у него даже ощущение собственного тела.

Кто мог знать, что отсутствие боли и любых чувств вообще может стать худшей из пыток?

Но куда более страшными были те мгновения, когда тьма отступала и он обнаруживал, что снова взирает на мир собственными глазами. Слишком часто эти глаза видели ужас и кровь, но даже эти краткие просветы в бесконечной тьме были желанными. В эти мгновения Леопольд пытался вобрать в себя как можно больше жизни, прежде чем демон, захвативший его тело, вновь оттеснит его вглубь. Но, как ни старался держаться, продлить эти мгновения он не мог. И в итоге надежда оказывалась куда более жестокой, чем любые мучения.

«Лучше просто оставить все как есть, позволить пламени моей души кануть в это ничто, стать дымом, присоединившись к тем, что были до меня».

А он знал, что до него были и другие. Время от времени клубы дыма прокатывались сквозь него, неся с собой вспышки иных жизней: видение любимого лица, боль от удара кнута, смех ребенка, бегущего сквозь заросли клевера...

«И это все, чем станет моя жизнь? Клочьями, летящими по ветру?»