Планировщики - Онсу Ким (2019)

Рэсэн медленно вошел в лес, окутанный низко стелющимся туманом. Его шаги по туману задумчивы и неспешны, подобны медленной поступи вола с мальчиком на спине. Отяжелевшие от росы листья лизали лицо. Меж деревьев стоял мусорный контейнер, за деревьями – монастырская стена. Контейнер, в котором он родился. Он заглянул в него и покачал головой. Бак был до краев заполнен цветами, мелкими гвоздиками. “Хорошая у меня колыбель, да?” – рассмеялся он и запрокинул голову, чтобы посмотреть в небо. Следом засмеялись и листья столетнего гинкго. Он смотрел на крону гинкго, раскидавшего мощные ветви во все стороны. Поднялся ветер, и листья зашелестели, склонились в одну сторону. “С чего это они так развеселились?” – подумал он и, приставив ладонь рупором к губам, прокричал: “С чего вы так развеселились? Давайте посмеемся вместе!” Но листья смеялись, не обращая на него внимания. Их шелест напомнил ему, как смеялись работницы на том заводике. Их смех оживлял заводской проулок в обеденный перерыв. По тропинке, меж деревьев, ветви которых сплелись в туннель, шли четыре девушки и смеялись.

“Ой, не могу, ой, сейчас умру от смеха! Ой, смехота!” – вскрикивала симпатичная круглолицая, держась за живот и кренясь на сторону – так ей было смешно.

Он преградил им путь.

“Что вы делаете в лесу, ведь перерыв на обед вот-вот закончится, а?” – спросил он строго, а на душе у него было радостно.

Девушки дружно уставились на него, склонили головы.

“А кто вы такой?”

“Не знаете, кто я? Я же работал хромировщиком в третьей бригаде. Раскатывал на велосипеде с розовой корзиной”.

Работницы закачали головами – не знаем, мол. Девушки хотели обойти его и двинуться себе дальше. Но он снова встал у них на пути. Они сжались от страха.

“Дайте пройти”, – выступила вперед круглолицая.

Он захохотал. Ткнул в ее сторону пальцем:

“А тебя я знаю. Хорошо знаю”.

“Откуда, скажите на милость, вы меня знаете?” – округлила она глаза.

“У тебя на левой ягодице родинка, верно? На зайчика похожа. И две родинки на правой груди, рядом с соском. Побольше и поменьше. Как Луна и Земля. А еще… Ты не любишь мужчин, которые, раз надев белье, выбрасывают его потом. Так? По-твоему, это транжирство. Потому сама носишь трусы, стиранные неведомо сколько сотен раз. Ты стираешь их, пока они не изорвутся совсем, стираешь, сидя на корточках в ванной, и мурлычешь себе под нос. А еще… когда ты сердишься, у тебя первыми краснеют уши. Так?”

У девушки и впрямь покраснели уши.

“Ха-ха-ха, посмотри на себя. У тебя и сейчас уши покраснели!” – воскликнул он.

Она что есть силы хлестнула его по щеке. Он смотрел на нее, чуть не плача. Все еще полыхая гневом, девушка вознамерилась еще раз ударить его. Он закрыл лицо ладонями.

“Ты что, и вправду не знаешь меня? Не помнишь меня?” – плачущим голосом спросил он.

“Не знаю. Говорю же – не знаю. Вы странный. Очень странный”, – холодно ответила девушка.

И, обогнув его, четыре девушки двинулись дальше по живописной лесной тропинке. До него доносилось их воркование.

“Что это он? Может, сумасшедший?”

“Ты такая смелая, а я чуть не умерла от страха”.

“И не говори, на дурного человека не похож, но выглядит так, словно у него не все дома, да?”

Тропинка все вилась и вилась, а девушки все болтали и болтали. И снова пузырями вверх взмыли всплески смеха.

“Почему она не помнит меня?” – Он в растерянности смотрел им вслед.

Опять послышался звук текущей воды. Журчание чистой, прохладной воды, лавирующей меж валунами.

“Я умер?” – спросил он.

“Конечно, ты умер. И умер ты давно, очень давно”, – ответило дерево гинкго, шелестя листьями.

И, словно в подтверждение, вековые деревья закачали верхушками крон.