Лунное граффити - Кроули Кэт (2005)

На моем первом рисунке была девушка. На вто­ром — дверной проем в кирпичной стене. Потом пошли громадные проемы. Потом небеса. Нари­сованные небеса, распахнутые над нарисованными дверными проемами, и нарисованные птицы, сну­ющие по кирпичу в надежде упорхнуть. О чем ты, птаха? Ты же из баллончика.

Вот он, птенец, который весь день не давал мне покоя. Желторотик. Лежит себе на чудесной зеленой траве. Лапки кверху, грудка к небу. Может, спит. А может, умер. Желтый — то что надо. И зеленый. А вот небо ни к черту. Мне нужен такой оттенок синего, чтоб защемило в груди. В местных магазинах его нет.

Берт искал не переставая. Недели не проходило, чтоб он не предъявлял мне очередной баллон­чик, заказанный им по каталогу.

Так он и не успел его отыскать, а два месяца назад умер. Все остальные цвета — его заслуга. Зеленый, на котором лежит сейчас птенец, он отыскал пару лет назад.

Я прыснул краску на обрывок картона и понял, что не зря бросил школу и пошел работать к Берту.

пче. Как школьник, честное слово. Я над ним подтрунивал, пока в один прекрасный день Валери, его жена, не услышала мою ругань. В тот день Берту не поздоровилось.

К нарисованной траве течет голубая струйка.

— Да я всю дорогу с холма тебя зову, — воз­мущается он, доедая пирожок с мясом. — Для справки: граффити здесь разрешено. А мне кайф, когда вдохновение приходит там, где нас могут поймать.

— А по мне, кайф, когда вдохновение приходит.

— Тоже верно.

Какое-то время он молча наблюдает за мной.

— Я, кстати, звонил тебе на сотовый. Абонент недоступен.

— Ага. Деньги кончились.

Я протягиваю ему баллончик.

— Слова за тобой. Есть хочется.

Лео изучает рисунок: необъятное небо над жел­тым спящим птенцом. Тыкает в мальчишку на стене:

— Удачный прием.

Пока он думает, я смотрю по сторонам. Через дорогу, на ступеньках стеклодувной мастерской, сидит старикан и, поглядывая на нас, набивает эсэмэску. По крайней мере можно не опасаться, что копам звонит.

Лео выводит в облаках «Мир». А мне казалось, что сюжет скорее о моем будущем.

— Пойдет, — говорю я ему.

В нижней части рисунка Лео ставит наши име­на, мое под своим.

Поэт.

Тень.

Выбравшись из аллей и переулков, мы срезаем путь через старое депо. Я наблюдаю за ремонтниками. Смотреть, как при взгляде на вагоны у них отвисает челюсть, одно удовольствие. В такие мо­менты город принадлежит нам ничуть не меньше, чем всем остальным.

Я останавливаюсь, достаю баллончик и быстро рисую дуло пистолета, наставленное на банальное сердечко.

Лео хмыкает:

а что с тобой? Ну же, шланг, влюбись в нее!»

— Тоже верно.

Лучше бы я не вспоминал, как Бет это делала, потому что снова чувствую ее теплое дыхание и нежную щекотку и слышу голос, похожий на не­уловимый оттенок синего.

— Ты любил Эмму?

— Я был тупо одержим, — не задумываясь го­ворит Лео. — Это не любовь.

— А в чем разница?

Он как раз собирается швырнуть камень в улич­ный фонарь, но опускает руку.

— Тюрьма, — отвечает Лео и прячет камень в карман.

Эмма отфутболила его год назад. Он тогда сов­сем сбрендил. Умолял меня нарисовать сюжет на стене ее дома, чтоб она увидела и растаяла. А у нее трехэтажный дом в хорошем районе. Граффити в этих местах так просто с рук не сходит.